Через несколько дней мы встретились за ужином и играми. Вечер покера в квартире Марко, Брэмхэм Гарденс. Через час или около того я вышел на улицу в одной из ковбойских шляп Марко, чтобы поговорить с Билли Скалой. Выйдя из здания, я прикурил сигарету и посмотрел направо. Там, за припаркованной машиной... две пары ног.
И две покачивающиеся головы.
Кто бы это ни был, он не узнал меня в шляпе Марко. Поэтому я смог непринужденно подойти к Билли, наклониться к его полицейской машине и прошептать:
Билли выскочил из машины, забежал за угол и застал врасплох двух фотографов. Он закричал на них. Но они закричали в ответ. Уверенные в себе. Наглые.
В тот вечер им не досталось никаких фотографий — маленькая победа. Но вскоре после этого они сфотографировали меня и Флэк, и после этих фотографий поднялась шумиха. Через несколько часов у дома родителей Флэк собралась толпа, у домов всех её друзей и дома её бабушки. В одной из газет её назвали "простушкой", потому что она когда-то работала на фабрике или что-то в этом роде.
Господи, подумал я, неужели у нас в стране живут только невыносимые снобы?
Я продолжал время от времени встречаться с Флэк, но мы больше не чувствовали себя свободными. Мы продолжали, я думаю, потому что искренне наслаждались обществом друг друга и потому что не хотели признавать поражение от рук этих придурков. Но отношения были испорчены, и со временем мы пришли к выводу, что они не стоили того, чтобы терпеть горе и преследования.
Особенно для её семьи.
Прощайте, сказали мы. Прощайте и удачи.
25
Я отправился с JLP в Кенсингтонский дворец на коктейльную вечеринку с генералом Даннаттом. Когда мы постучали в дверь квартиры генерала, я волновался сильнее, чем когда уходил на войну.
Генерал и его жена, Пиппа, тепло встретили нас, поздравили меня.
Я улыбнулся, но потом нахмурился. Да, сказали они. Им было жаль, что моя служба прервалась.
Генерал налил мне джин с тоником. Мы расположились в креслах, и я сделал большой глоток, почувствовал, как течёт джин, и сказал, что мне нужно вернуться. Мне нужно всё сделать правильно.
Генерал уставился на меня.
Он начал размышлять вслух, перебирая различные варианты, анализируя последствия каждого из них.
Ух ты. Я откинулся назад. Никогда не думал об этом. Может быть, потому что Вилли и мой отец, дедушка и дядя Эндрю были пилотами. Я всегда стремился делать что-то своё, но генерал Даннатт сказал, что так будет лучше всего. Другого варианта нет. Я буду в большей безопасности, так сказать, над сражением, среди облаков. Как и все остальные, служащие со мной. Даже если пресса узнает, что я вернулся в Афганистан, даже
Я помотал головой.
Он пожал плечами.
Нужно будет много учиться, объяснил он.
Черт возьми. На каждом шагу жизнь стремилась затащить меня обратно в классную комнату.
Я поблагодарил его и сказал, что подумаю об этом.
26
НО Я ПРОВЁЛ то лето 2008 года, не думая об этом.
Я вообще мало о чём думал, кроме трёх раненых солдат, которые летели со мной на самолёте домой. Я хотел, чтобы другие люди тоже думали о них и говорили о них. Но никто не думал и не говорил о британских солдатах, вернувшихся с поля боя.
Каждую свободную минуту я пытался придумать, как это можно изменить.
Тем временем Дворец не давал мне покоя. Меня отправили в Америку, в первую официальную рабочую поездку. (До этого я один раз был в Колорадо, занимался рафтингом и ездил с мамой в Диснейленд). JLP участвовал в составлении маршрута, и он точно знал, чем я хочу заняться. Я хотел навестить раненых солдат, возложить венок на месте Всемирного торгового центра. И я хотел встретиться с семьями тех, кто погиб 11 сентября 2001 года. Он всё это устроил.
Я мало что помню о той поездке, кроме этих моментов. Оглядываясь назад, я читаю рассказы о шумихе, которая была повсюду, куда бы я ни пошёл, о восторженных обсуждениях матери, во многом благодаря её любви к Америке и её памятным визитам туда, но больше всего я помню, как сидел с ранеными солдатами, посещал воинские захоронения, разговаривал с семьями, охваченными горем.