Честь и хвала Марченко за то, что не поверил он в вину Степного. Но мусор — он и в Африке мусор. Выкупил тогда вор у Марченко обе церкви за большую цену. За ювелира в Харькове, антиквара в Чернигове да за музей в Коврове. А что было делать? Нельзя с таким грузом на зону. Молод тогда еще был, а такое не прощается. За мать и за церковь больше одной ночи на нарах в бараке тебе спать не дадут.
Он валил гады-кедры на делянках, рубил тяжелые сучья, помалкивал об алмазах, но помнил о них каждый день. А потом, едва наступала тяжелая, черная ночь, снились ему те сорок камней как проклятие, каждой своей гранью напоминая о предательствах подельников и о крови, которая должна пролиться за право обладания ими.
И вот сейчас Марченко назначил ему встречу.
Зачем? За алмазы Степной уже отсидел. Теперь они по праву его, потому что дважды за одно и то же не судят. Это закон Марченко, а не его. Ну да ничего, в этой жизни или в той, но придется ответ держать. А суд Господа пострашней Верховного будет.
Встречи хочешь, старый друг-прокурор? Будет встреча! За те две церквушки долг тебе отдать нужно. Степной свои долги помнил. Как и чужие.
— Трогай, Сережа, дорогой. У нас сегодня дел ой как много будет. А сейчас давай домой. Что-то я этой водой в Заболоцке никак толком пробриться не могу. Жесткая какая-то. Подай мне телефон, человечку своему позвоню.
Они встретились в ресторане «Русь». Двое пожилых мужчин в дорогих костюмах, белоснежных рубашках и строгих галстуках не поздоровались за руку, как могли бы предполагать окружающие. Ведь для несведущих эта встреча была всего лишь бизнес-ланчем двух солидных воротил. Запонки и до неприличного блеска начищенные лакированные туфли могли только подтвердить это, но никак не указать на то, что за одним столом собрались пообедать прокурор города и криминальный авторитет.
Здесь не принято здороваться за руку. У таких людей контакт идет не от сердца, а от разума. У них нет ничего общего, они живут разными жизнями и руководствуются противоположными по содержанию законами. Подобные личности могут обняться после долгой разлуки только в двух случаях: когда прокурор — вор или же вор — это прокурор. Но эти варианты тут не катили.
— Постарел ты, Иван Максимович. — Марченко улыбнулся, усаживаясь на стул, пододвинутый официантом. — Головушка облетела, как береза в ноябре.
— Да и ты, Николай Николаевич, не молодеешь, — заметил Степной. — Животик нескромно как-то отпустил. Поседел как лунь. А помнишь, тогда, в семьдесят восьмом?.. Статный мужик был, широкоплечий!
— Я и сейчас полуторапудовку от пола по двадцать раз отрываю. А животик… Как говорят — большой живот не от пива, а для пива.
— Горькую пьешь?! — изумился Степной.
— Нет, уволь. Чарочку с тобой приму, а больше мне нельзя — печень пошаливает.
— А я тебе еще тогда говорил, бросай ты на хрен свою работу! Жить по-человечески будешь, о завтрашнем дне да о моменте перехода гастрита в язву думать не придется. — Вор взмахнул салфеткой и дождался, пока она упадет на колени. — Слыхал я, на пенсию ты собрался. Дальше-то чем существовать будешь?
Марченко усмехнулся.
— А я, Иван Максимович, не существую. Я живу. За сокровищами не гоняюсь, под «Москвич» свой старенький ежедневно не лезу в поисках бомбы, да охраны-то всей у меня — пудель Федька. Спокойно мне как-то и легко. А все почему? Чужого мне никогда не нужно было. Берешь чужое, а отдаешь-то свое. Всегда так было! Я тебе об этом еще тогда, в Харькове, говорил.
— Я еще кое-что помню, — заметил Степной, забирая у официанта красочное меню. — Ты предрекал мне смерть в канаве да сон беспокойный. А я вот жив до сих пор и сплю, кстати, весьма замечательно.
— Давай поедим, что ли, Ваня, а потом и о делах поговорим. Куда спешить? У меня выходной, тебе по понятиям работать запрещено. Трутни мы с тобой.
Степной рассмеялся, и было видно, что от души. Еще около часа они рассуждали о непрожаренном тунце, пересоленном борще и наконец остановились на главном: какая сволочь могла им подать чушь из стерляди без достаточного количества чеснока?!
Вскоре инцидент был улажен, перепуганная администрация принесла свои извинения. Престарелые мужчины, сидящие напротив друг друга, внезапно притихли. Администрация ждала всего, чего угодно — скандала, недельного банкротства, наезда блатных, но вдруг все встало на свои места. Джентльмены продолжили спокойный разговор, в зале снова воцарился интим, затанцевали пары.
— Ты так и не выпиваешь, Николай Николаевич?
— Почему же? За славного гостя рюмочку махну.
— Так ты же говорил — печень! — усмехнулся Степной. — Кстати, а на День полиции ты как среди сослуживцев держишься? Минералочку в стопку наливаешь или пиво безалкогольное пьешь?
— Безалкогольное пиво, Иван Максимович, — первый шаг к резиновой женщине. А у меня с этим делом все в порядке. Кстати, на День полиции я не выпиваю. Не мой праздник.