Запасный выход

Вот и мне хочется нормальной, бездумной жизни без интроектов, проекций и треугольников зависимостей. Хотя Леон – хороший психотерапевт, мне он нравится. И терапия – это тоже, в принципе, хорошо. Это, я бы сказал, просто необходимо. Я бы даже ввел поголовный и обязательный для всех курс личной терапии в течение пары-тройки лет, да еще с последующим ретритом в каком-нибудь буддистском монастыре в Тибете для закрепления пройденного материала. Люди, возможно, стали бы реже бить своих домашних, выкидывать мусор из окон автомобилей, мочиться в подъезде, голосовать за бессменную власть и делать другие странные и необъяснимые вещи. Отдай долг Родине, пройди курс терапии!

Ну хорошо, пусть непоголовный и необязательный. Пусть проработанных на терапии людей, тех, кто сумел избавиться от обид, зависимого поведения, да просто даже непьющих алкоголиков, пусть их ждут налоговые льготы и ежегодная бесплатная путевка на море. Это была бы настоящая культурная революция.

А пока проработанных не начинают поощрять и ставить в пример, психотерапия – палка о двух концах, ибо во многой осознанности много печали и брезгливости к непроработанным. И чтобы достигнуть уровня бодхисаттвы и осознанно любить людей, тут надо, наверное, все свои жизни положить в нескольких перерождениях на эту самую психотерапию.

В общем, хорошее дело, но невозможно построить царство божие в одном, отдельно взятом индивидууме.

Поэтому никого не агитирую, даже и не распространяюсь особо, что хожу к психотерапевту. Просто по четвергам беру на работу пару чистых носков, чтобы вечером разуться у Леона в прихожей, сразу пройти в туалет и переодеть там носки перед началом терапии.

Если этого не делать, то весь час буду ощущать, как пахнут мои ноги после целого рабочего дня, проведенного в офисе в ботинках. А если делать, то каждый раз испытываю небольшое унижение, запершись в ванной и физиологично, как-то по-женски шурша там полиэтиленовым пакетиком. Потом выхожу в прихожую и прячу этот пакетик с влажными вонючими карасями себе в рюкзак.

Да и просто сидеть напротив Леона, чувствовать себя клиентом – это не способствует повышению самооценки.

– Мы отлично молчим! – прерывает Леон мои раздумья.

Я с неохотой отрываю взгляд от пола перед собой – последние пять минут занимался тем, что направлял свои ступни в свежих черных носках то параллельно, то перпендикулярно паркетинам на полу и, наблюдая за этими перемещениями, смутно размышлял. Ну хоть краска ушла с лица от этих размышлений.

Последнее, что я успеваю сделать, прежде чем вернуться к Леону, – закончить с утопическими мечтами о городах солнца, в которых поощряют осознанных людей, и удивиться тому, почему в реальности наше государство не разгонит всех этих психотерапевтов и анонимных алкоголиков, впаяв для профилактики каждому по «двушечке»? Особенно бросившим пить алкоголикам: они, по-моему, абсолютно бесполезны для государства, даже, можно сказать, вредны. Справившийся с зависимостью человек, пожалуй, делается слишком независимым.

– Это здорово – вот так посидеть, помолчать. Иногда это действительно полезно. У нас осталось… – Леон смотрит на часы на стене, которые мне тоже отлично видны, – осталось чуть меньше пятнадцати минут, можно договориться и действительно провести их в таком комфортном молчании, если ты хочешь.

У Леона, как всегда, вид удовлетворенного жизнью человека, который бодр, который радуется самому себе и всему, что происходит вокруг него. Которому его удовлетворенность жизнью не мешает испытывать веселый интерес к окружающему и окружающим.

Соглашусь посидеть в тишине – он проведет оставшееся время с присущим ему удовольствием и интересом, увлеченно уткнувшись в планшет, что-то выстукивая там пальцем и улыбаясь. И его уверенный пофигизм не позволит мне даже разозлиться на него. Он, типа, такой. Что с него взять, если ему хорошо и интересно жить вне зависимости от того, идет работа с клиентом или не идет.

– Ладно, давай дальше работать, – отвечаю я.

– Давай. Помнишь, на чем мы остановились?

– Помню. Мы остановились на том, что ты предложил мне произнести фразу «Я настоящий мужчина» и прислушаться к ощущениям.

– Но ты пока так и не произнес. Тебе что-то мешает это сделать?

– Конечно мешает.

– Что мешает?

Я тоже взглядываю на настенные часы. Рядом с креслом Леона стоят еще и высокие напольные часы, они тихо отсчитывают время в собственном деревянном шкафчике со стеклянной дверью. У них плохо читаемый циферблат, а маятник оканчивается огромным желтым латунным диском. Часы медленно шевелят этим полированным диском, когда я гляжу на них.

На журнальном столике передо мной, рядом с коробкой с бумажными салфетками (для тех, кто плачет и сморкается в минуты инсайтов и осознаний), стоит еще маленький будильник. Все циферблаты показывают, что я не уложусь в оставшееся время, если возьмусь рассказывать, почему произнесение этой фразы вызывает у меня затруднения.