Запертая комната

Неужели?..

Нет, не угадал.

– Бек слушает.

– Это Ельм говорит.

– Привет, молодец, что позвонил.

– Что верно, то верно. Но ты, говорят, вел себя здесь вполне пристойно, и кроме того, я решил оказать тебе услугу напоследок.

– Напоследок?

– Ну да, пока тебя не сделали начальником управления. Я вижу, ты нашел свою гильзу.

– Вы ее исследовали?

– А зачем, ты думаешь, я звоню, – едко произнес Ельм. – Нам тут некогда заниматься пустой болтовней.

«Кажется, у него припасен какой-то сюрприз», – подумал Мартин Бек. Ельм звонил сам, когда мог чем-нибудь блеснуть. Во всех других случаях приходилось терпеливо ждать письменного заключения.

– Считай, что я твой должник, – сказал он.

– Вот именно, – ответил Ельм. – Так вот, насчет твоей гильзы – и досталось же ей. С таким материалом работать – не сахар.

– Понимаю.

– Что ты там понимаешь… Но ты, очевидно, хочешь знать, связана ли гильза с пулей, которую нашли в теле самоубийцы?

– Да.

Молчанье.

– Да, – повторил Мартин Бек. – Очень хочу знать.

– Связана, – сказал Ельм.

– Это точно?

– Разве я тебе не говорил, что мы тут не занимаемся гаданием?

– Извини. Значит, гильза от той пули.

– От нее. А пистолета у тебя случайно нет?

– Нет. Я не знаю, где он может быть.

– Зато я знаю, – сухо произнес Ельм. – В эту минуту он лежит на моем столе.

В логове спецгруппы на Кунгсхольмсгатан царило отнюдь не приподнятое настроение. Бульдозер Ульссон умчался в полицейское управление за инструкциями. Начальник ЦПУ велел проследить, чтобы ничего не просочилось в печать, и теперь ему не терпелось узнать, что именно не должно просочиться.

Колльберг, Рённ и Гюнвальд Ларссон сидели безмолвно в позах, которые выглядели как пародии на «Мыслителя» Родена.

В дверь постучались, и в кабинет вошел Мартин Бек.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – отозвался Колльберг.

Рённ кивнул. Гюнвальд Ларссон никак не реагировал.

– Что-то вы носы повесили.

Колльберг обозрел своего друга с головы до ног.

– Есть причина. Зато ты вон какой бодренький. Прямо не узнать. Чему обязаны? Сюда добровольно не приходят.

– Считай меня исключением. Если не ошибаюсь, у вас тут содержится один проказник по фамилии Мауритсон.

– Верно, – подтвердил Рённ. – Убийца с Хурнсгатан.

– Зачем он тебе? – подозрительно спросил Колльберг.

– Мне бы только повидаться с ним.

– Для чего?

– Побеседовать немного – если это возможно.

– А что толку, – сказал Колльберг. – Он охотно говорит, да все не то, что надо.

– Отпирается?

– Что есть мочи. Но он изобличен. Мы нашли в его доме наряд, в котором он выступал. Да еще оружие, которым совершено убийство. И оно указывает точно на него.

– Каким образом?

– Серийный номер на пистолете стерт. И борозды на металле оставлены точилом, которое заведомо принадлежало ему и к тому же найдено в ящике его тумбочки. Подтверждено микрофотосъемкой. Железно. А он все равно нагло отпирается.

– Угу, – вставил Рённ. – И свидетели его опознали.

– В общем… – Колльберг остановился, нажал несколько кнопок на селекторе и дал команду.

– Сейчас его приведут.

– Где можно с ним посидеть? – спросил Мартин Бек.

– Да хоть в моем кабинете, – предложил Рённ.

– Береги эту падаль, – процедил Гюнвальд Ларссон. – У нас другой нет.

Мауритсон появился через какие-нибудь пять минут, прикованный наручниками к конвоиру в штатском.

– Это, пожалуй, лишнее, – заметил Мартин Бек. – Мы ведь только побеседуем с ним немного. Снимите наручники и подождите за дверью.

Конвоир разомкнул наручники. Мауритсон досадливо потер правое запястье.

– Прошу, садитесь, – сказал Мартин Бек.

Они сели к письменному столу друг против друга.

Мартин Бек впервые видел Мауритсона и как нечто вполне естественное отметил, что арестованный явно не в себе, нервы предельно напряжены, психика на грани полного расстройства.

Возможно, его били. Да нет, вряд ли. Убийцам часто свойственна неуравновешенность характера, и после поимки они легко раскисают.

– Это какой-то жуткий заговор, – начал Мауритсон звенящим голосом. – Мне подсунули кучу фальшивых улик, то ли полиция, то ли еще кто. Меня и в городе-то не было, когда ограбили этот чертов банк, но даже мой собственный адвокат мне не верит. Что я теперь должен делать, ну, что?

– Вы говорите – подсунули?

– А как это еще называется, когда полиция вламывается к вам в дом, подбрасывает очки, парики, пистолеты и прочую дребедень, потом делает вид, будто нашла их у вас? Я клянусь, что не грабил никаких банков. А мой адвокат, даже он говорит, что мое дело труба. Чего вы от меня добиваетесь? Чтобы я признался в убийстве, к которому совершенно не причастен? Я скоро с ума сойду.

Мартин Бек незаметно нажал кнопку под столешницей. Новый письменный стол Рённа был предусмотрительно оборудован встроенным магнитофоном.

– Вообще-то я не занимаюсь этим делом, – сказал Мартин Бек.

– Не занимаетесь?

– Нет, никакого отношения.

– Зачем же я вам понадобился?

– Поговорить о кое-каких других вещах.

– Каких еще других вещах?

– Об одной истории, которая, как мне думается, вам знакома. А началось это в марте шестьдесят шестого. С ящика испанского ликера.

– Чего-чего?