Запертое эхо

– Ты будущий Рембрандт!

– Ну уж конечно, – я рассмеялся.

– Кстати мальчики с фермы сейчас в чести, твоя непосредственность может сыграть тебе на руку. Да и твои живописные пейзажи – настоящие шедевры, без слез смотреть на них просто невозможно.

Я саркастично ахнул.

– Не лучший комплимент в адрес моих работ!

– Ты понял меня, – кокетливо сощурившись, проронила она.

– Да, Милли. Ты всегда крайне точна в своих сентенциях.

Мы продолжили есть, пока ей снова не пришла в голову мысль.

– Мне бы хотелось, чтобы ты стал великим.

– Ну еще бы. Мне кажется, ты собираешь свою собственную коллекцию великих друзей.

– Нет, ты иной случай, Пит! Я знаю тебя, сколько себя помню. Ты всегда был не такой, как прочие. Ты особенный. И талантливый! Неужели ты сам не хочешь встать на пьедестал успеха?

Я поражался, как мартини способно обогатить лексикон всего за какие-то пять минут.

– Милли, я хочу успеха. Хочу разбогатеть, быть признанным. Я за этим и приехал в Лондон! Но все эти ненавистные ухабы, которые нужно преодолеть убивают мой запал. Будем надеяться, что все это временно! И уже следующим летом мы будем чествовать мистера Брауна – художника, затмившего всю старую школу живописи!

Мы подняли бокалы и чокнулись, смакуя момент. Хотя, конечно, меня пугала реальность. Я вынужден был жить у Милли, работать в месте, которое заранее презирал, и наскребать средства на жизнь. Я хотел всего и сразу. Но какая-то часть меня принимала безысходность моего положения – в конце концов, каждому художнику нужно пройти определенный путь, чтобы приблизиться к славе. Да и в принципе – любому человеку, какому бы искусству он ни служил.

Я не стал предаваться апатии, а наоборот обратился к той стороне медали, которая меня стимулировала. Во мне горела страсть, я жаждал жить и творить. И даже если нужно пожертвовать комфортом на некоторое время, я всецело готов.

Глава III

Встреча с мистером Ноулзом была назначена на обеденное время. Он ждал меня в вестибюле отеля, в ресторане которого обычно трапезничал. Это был приземистый, краснощекий, лысеющий и совершенно одиозный мужчина. Ему явно перевалило за пятый десяток, он беспрерывно курил и кашлял, а его брови плясали и вздрагивали, когда в разговор вплетались мои реплики. Он кивал, заедая жаркое горячим хлебом, а я не знал, куда себя деть.

– Стало быть, вы не работали в банке?

– Нет, сэр.

– Опыт у нас ценится.

Прекрасно, – подумал я, но между мной и опытом в бумажной работе зияла размашистая пропасть. Да и я, кажется, ответил отрицательно. Странный тип.

– Зато я получил приличное образование, – решил щегольнуть я, и, как видно, напрасно: мистер Ноулз лишь сдвинул брови и закашлял.

– Когда вы можете приступить к своим обязанностям? – Казалось, мы исчерпали все темы еще до второй перемены блюд.

– Хоть сегодня, сэр, – сказал я, а затем пожалел.

– Ну, сегодня вы мне без надобности.

Он смотрел куда угодно, только не на меня. Я поправил галстук и доел свой обед, который казался мне безвкусным. За некоторое время своей жизни мне удалось убедиться в незыблемом правиле, которое касается взаимоотношений между людьми: невозможно производить одинаковое впечатление на всех. Все равно найдется тот, кто примет любезность за лизоблюдство, внимательность за навязчивость, а интеллигентность за высокомерие. Такие уж мы, люди, неистовые судьи. Нас так и подмывает осудить кого-нибудь на казнь. Полагаю, в этом мы находим некоторое удовлетворение. Копошась в пороках других, мы словно бы перемещаем фокус с себя на другого. На фоне безнравственного и тщеславного мота или бесстыдной и легкомысленной девицы наши достоинства сияют, словно начищенное серебро. Но вот только не стоит пренебрегать истиной, открытой еще великим Оскаром Уайльдом – мы острее ненавидим в людях те недостатки, коими обладаем сами.

Я размышлял о мистере Ноулзе и его неприязни ко мне, которая сквозила в каждой его фразе, в каждом жесте. Я знал его мысли. В его глазах я лишь прихлебатель, который сумел выцыганить должность благодаря имеющимся знакомствам. Что ж, раз уж ему слишком хочется меня судить, я не стану этому мешать. Только вот мое самолюбие закипало от осознания, что этот индюк не имеет ни малейшего представления о моей ситуации! Не знает, что я не могу быть собой в полной мере! Не знает, что на мне огромная ответственность за растреклятую ферму, мать, рабочих! Все ждут от меня решений, которые я не в силах принять. Все ждут свершений, к которым я не могу подступиться из-за необходимости зарабатывать себе на хлеб. Я еле сдерживался, чтобы не провалиться на этом самом месте.

К счастью, мой работодатель не стремился задерживаться, он доел все три блюда, вытер рот салфеткой и попросил счет. Затем протянул руку и прихрипывая завершил нашу встречу:

– Что ж, мистер Браун, надеюсь, вы покажете себя как достойный сотрудник. Жду вас завтра ровно в девять. Не опаздывайте. Время – невосполнимый ресурс.

Он нахлобучил шляпу и направился к выходу, оставив меня в прежнем смятении и колючем ожидании неизбежного разочарования.