Запев. Повесть о Петре Запорожце

— А вывод простой: не суди, да не судим будешь!

Не удержавшись, Петр засмеялся — громко, раскатисто. Засмеялись и остальные. Разговор сделался веселым, общим.

В беседе они и не заметили, как миновали Обводной канал. Впереди обозначился зеленовато-темный контур Триумфальной арки. В солнечном свете ее массивные каменные колонны с глубоким сводом вспыхивали бегучими искорками. С каждым шагом лошадей, тянувших вагон, кони, украсившие арку, вздымались все выше. За ними не разглядеть воительницы Виктории, управляющей колесницей. Зато отовсюду видны ее могучио крылья. Кажется, именно они подняли над серым проспектом шестерку мифических коней.

Почти восемьдесят лет назад здесь, на городской черте, во славу русских воинов, опрокинувших Наполеона, была поставлена деревянная Триумфальная арка. Позже ее заменили каменной. Но пришли на берега Тентелевки саратовские, рязанские, тверские, владимирские, новгородские и других мест бедоносные мужики — откуда им знать, для чего сложили эдакую фигурную громадину? Не иначе как для господского развлечения. И назвали они Триумфальную арку просто и обиходно: воротами. А поскольку дальше начиналась Нарвская застава, то и ворота стали Нарвскими.

Перевальное место. У Нарвских ворот конка делает последнюю остановку. Тут же с давних пор поставлены дозорная будка и шлагбаум. Когда-то подле них велся въездной и выездной контроль. Теперь таможенного досмотра нет, остался только полицейский. Кряжистый урядник поглядывает вокруг с ленивым любопытством, будто нехотя.

Чуть в стороне, у самой Тентелевки, облюбовала себе место базарная толкучка. И здесь предпраздничная пестрота.

Чеботарев взял извозчика. По дороге, адресуясь в первую очередь к Анне Ильиничне, он принялся рассказывать, что в начале века место, по которому они следовали, славилось летними дворцами Трубецких, Дашковых, Шереметьевых, Строгановых; здесь были зеркальные пруды и оранжереи, твердые накатные дороги — словом, все, чему приличествовало быть на пути в Петергоф, не без оснований величаемый северным Версалем. Теперь перспектива заметно изменилась: дворцы имеют иной вид и окружение. И владельцев тоже. На смену князьям и графам пришли купцы…

Пока Чеботарев говорил, пролетка выкатилась на Петергофское шоссе. С Петергофским проспектом его но сравнить: мостовая кончилась, началась бесконечная, немощеная улица с рытвинами и глубокими канавами по сторонам. На ней вовсе нет щебенки, как это обещано ео названием (шоссе — дорога, убитая щебнем); укат же образован скорее подошвами пешеходов, нежели трамбовками дорожных рабочих. Деревянные двухэтажные дома Нарвской заставы притиснуты один к другому. Окна маленькие, подслеповатые. Над некоторыми из них пристроены узкие лобовые доски.

Прямо у дороги или между домами курятся выгребные ямы. Ветер порывами выносит на прохожих их тошнотворные запахи. То здесь, то там маячат церковные звонницы. Вокруг них попросторнее.

От вывесок рябит в глазах. Маленькие, незатейливые укреплены над кислощейками и пивными, над ларьками, торгующими колбасой, потрохами, селедкой, над булочными, кипяточными, над сапожными мастерскими… Трактиры обозначены крупнее и ярче. Издали бросаются в глаза названия: «Базар», «Яр», «Ливадия», «Россия», «Лондон»…

Но вот показался высокий забор, без начала, без конца. За ним толстые прокопченные трубы. Это и есть Путиловский.

— К каким воротам прикажете? — осведомился извозчик.

— К паровозным, — сказал Чеботарев.

Петр догадался, о каких воротах речь, — о тех, где начинается заводская железнодорожная ветка, весьма беспорядочная, с крутыми поворотами и частыми ответвлениями. Особым образом, в стороне от нее, проложена узкая колея для паровичка с обзорным вагоном. Вагон предназначен для членов заводского правления, ну а, конечно, для высоких гостей. Неужели Чеботарев из их числа?

Служебный пост Ивана Николаевича выяснился минут через десять, когда он, уплатив извозчику гривенник сверх того, что было запрошено, предъявил на входе в заводскую территорию бумагу с грифом Главного управления казенных железных дорог. Петр успел высмотреть в ней строчку: коллежский асессор.

За себя Петр не беспокоился: не здесь, так в другом месте пройдет. К темно-зеленым фуражкам студентов-практикантов Технологического института, к их двубортным шинелям с красными петлицами и брюкам того же цвета с кантами и штрипками на Путнловском давно привыкли. Дом, отданный под их общее житье, находится через дорогу.

Хорошо, что сегодня Петр при форме: охранник пропустил его молча, не выказав никакого интереса.

Паровозик стоял сразу за воротами. Нарядно одетый пожилой машинист поспешно сдернул фуражку, поклонился, затем предупредительно выдвинул ступеньку из вагона, открыл дверцу.

Изнутри вагон обит цветным сукном. Под ногами — коврик.

Едва паровозик тронулся с места, Чеботарев заговорил вновь: