Запев. Повесть о Петре Запорожце

И вновь Петра поразила стремительность, с какой начал действовать Ульянов после возвращения из-за границы. Как искусный шахматист, он умеет видеть на много ходов вперед. Откуда в нем такой редкостный дар?

Но вслух Петр сказал другое:

— По-моему, распорядительный центр давно существует: Ульянов, Кржижановский, Старков. Их усилия видны всем. Предлагаю закрепить за ними эту обязанность публично…

— …и поручить им подготовить предложения по районным комитетам к следующей нашей встрече, — добавил Ванеев.

— Почему обязательно к следующей? — возразила Зинаида Павловна Невзорова. — Мне кажется, надобности в такой оттяжке нет. Мы вполне можем обсудить этот вопрос сейчас, хотя бы в главных чертах, а позже сделать необходимые уточнения.

— Но мы не приняли решения по распорядительному центру!

— А разве были другие предложения?

Только теперь Петр заметил, как изменился в лице Радченко: лоб прорезала глубокая морщина, глаза сделались маленькими и сердитыми, будто выцвели, усы слились с бородой… Э, да Степан крепко обижен.

«На меня, — вдруг понял Петр. — За то, что не предложил ввести его в распорядительный центр… А правда, почему я не предложил? Ведь у него в руках финансы, адреса, организационные вопросы… — И сам же ответил: — Потому что Степану ближе старые приемы работы. Он отстаивает замкнутость как главное условие нашей безопасности. Его можно понять, но это связывает нас по рукам и ногам. Пусть Кржижановский и Старков не так опытны и предусмотрительны, как он, зато они умеют заглядывать вперед, ладить с людьми, все делать творчески. Это и ценит в них Старик. Дороги связи, которые складываются естественным путем, а не навязываются. Так что прости меня, Степан, но ведь насильно мил не будешь…»

Заметив его взгляд, Радченко отвернулся.

Рядом с ним нахохлился Малченко.

Трудно, ох как трудно перестраиваться в пути, но что делать, если без этого не обойтись.

— Других предложении нет! — нарушил затянувшуюся паузу Ванеев.

— Тогда у меня вопрос к Владимиру Ильичу, — словно не замечая тягостной заминки, заговорила Невзорова. — Следуя за привычным административным делением города, мы можем распылиться. Не лучше ли очертить районы с учетом нашей внутренней… географии?

— Совершенно верно, Зинаида Павловна, — одобрительно посмотрел на нее Ульянов. — Это вы хорошо сказали — о внутренней географии! Мы должны брать не просто районы, а крупные пролетарские части города. Вот, скажем, Путиловскии завод. С ним соседствуют разнородные предприятия не только Нарвской, но и Московской заставы, фабрики по Обводному каналу. Почему бы не подчинить их одному комитету? Другой возьмет на себя заводы и фабрики по Шлиссельбургской дороге. К пому отойдет вся Невская застава. Здесь уже началось то, что я называл перестройкой рядов: чтобы исключить дальние поездки, переезды, Запорожец и Старков, например, поменялись кружками. Так надо поступать и в других местах.

— Третий район можно сделать на Выборгской стороне и на Охте, — включился в обсуждение молчавший до сей поры Малченко. — Четвертый — на Васильевском острове, пятый — на Петербургской стороне.

— Зачем так дробиться? — возразил Глеб Кржижановский. — Правильнее все заречные части собрать в одном комитете.

— Можно, — после секундного раздумья согласился Малченко и вдруг хитро прищурился: — Не так одиноко будет Робинзонам…

— Каким Робинзонам? — не понял шутки Старков.

— Как «каким»? Взять Зинаиду Павловну. Она давно высадилась на Васильевском острове, знает его вдоль и поперек, а теперь, прошу прощения, заглядывается на Выборгский берег. А там свой Робинзон — Ванеев. Илии Сильвина взять… На его осколке архипелага — Новый порт, Балтийский завод, Арсенал… А? В этой части города действуют прекрасные рабочие организаторы — Яковлев, Князев. Каждый сам по себе — Робинзон, а вместе…

— …районный комитет! — договорил за него Старков и театрально вздохнул: — Фу ты, нелегкая! С одним комитетом, кажется, стало проясняться: Ванеев, Сильвин, Невзорова, Якубова, Яковлев, Князев…

— Но это и самый сложный по географии комитет, — заметил Ульянов. — Хорошо, что мы с него начали. Александр Леонтьевич подал верную мысль. Думаю, ее надо поддержать.

Малченко приятна похвала Старика. В то же время он не может не чувствовать осуждения в отстраненном, каком-то закаменевшем молчании Хохла. Это тяготит не только его, но и остальных.

— А что скажет Степан Иванович? — с той же мягкой заинтересованностью, с какой вела уроки в воскресной школе, спросила Крупская.

— А ничего, Надия Константиновна, — с неожиданной безмятежностью ответил Радченко. — Посижу, послухаю, а там видно будет…

3