Запятнанная кровью ложь

Между нами повисает неловкое молчание, и я отворачиваюсь от него, пытаясь сдержать слезы. Я действительно очень надеялась, что он сознается и расскажет мне, что сделал, чтобы я могла простить его. Он не только подводит меня, но и пытается держать в неведении. Он не думает, что я знаю.

Но я должна услышать, как он это скажет, иначе мы не сможем этого сделать.

Неважно, как сильно я к нему привязана.

Я разглаживаю руками трико, мои пальцы дрожат от нервов, и выхожу на сцену. На данный момент это мышечная память после того, как я практиковала один и тот же танец снова, и снова, и снова, но я все еще не могу перестать нервничать из-за перспективы быть выбранной не для той роли, которую я хочу.

Я хочу всего этого.

Одетта. Одиллия.

Все.

Наверное, в этом моя проблема в жизни, в том, что много чего хочу. Может быть, именно поэтому меня сейчас наказывают, и я не видела Николая десять дней. Я сделала что-то не так? Почему он не приходит? Все, что я слышу, это тишину в своей голове, потому что нет ответа на мои вопросы, и я ненавижу это. Может быть, он ненавидит меня за то, что я рядом с Лео. Может быть, он больше не хочет меня для себя.

Как бы там ни было, я все равно не могу винить Ника за это. Я слышала, что Леонардо убил его друга до того, как Николай нанес ответный удар. Я бы тоже так поступила, если бы кто-то действительно причинил боль Энни, или Калипсо, или кому-либо из моих подруг. Я не могу держать на него зла за то, что он защищал своих друзей, свой дом. Леонардо был не прав, но это также не значит, что он не страдает. И вот я здесь, залечиваю раны его сердца своей любовью. Да, очевидно, он любит меня. В конце концов, я даже не люблю его по-настоящему, как мужа. Я рядом с ним, как и подобает жене, но нам еще многое нужно обсудить. Например, я больше не хочу играть с Ником. Он все еще не принимает этого. У меня есть еще день или два, прежде чем он снова перестанет мне надоедать, и мне нужно попытаться напомнить ему, что я покончила с планом мести. Зная его, он, вероятно, попытался бы солгать Николаю пару раз, а мое сердце больше не может себе этого позволить.

Я выхожу на сцену и пока не смотрю на судей. Вместо этого я повторяю номер, который отрабатывала в студии. Я снова сосредотачиваюсь на своих руках, делая их похожими на крылья. Я плавно выполняю шаги. Полусогнутая, пятая позиция напротив, затем развернуться на носке. Именно так, как я практиковалась. Проблема в том, что у всех остальных тоже все гладко, так что можно выбрать любого.

Я делаю пируэт, сосредоточившись на самой дальней части аудитории, которой там нет, а затем выбрасываю ногу вперед и начинаю исполнять свои тридцать два фуэте. Я изо всех сил стараюсь быть грациозной, как никогда в жизни. Я отключаюсь от всех голосов, шумов, всех отвлекающих факторов вокруг меня — все исчезло. Ушло. Все, что сейчас имеет значение — это получить роль, ради которой я надрывала задницу. Я так сильно этого хочу. Больше, чем когда-либо прежде, я хотела главную роль в каком-либо балете.

Закончив с фуэте, я останавливаюсь, потому что мне так говорят. Я быстро перевожу дыхание и кланяюсь, увидев вспышку фотоаппарата и будучи ослепленной ею.

— Спасибо тебе, Камилла, за впечатляющее выступление, — радостно говорит один из судей, и я улыбаюсь.

Теперь, когда я больше не ослеплена, я смотрю рядом с ней и вижу Николая с его фотоаппаратом.

— Ник? Что ты здесь делаешь? — шепчу я, хотя он, кажется, слышит меня, когда его глаза загораются при виде меня. — Что ты здесь делаешь?

— Этот молодой человек хотел сфотографировать ваше прослушивание и предложил передать нам копии. — Женщина смотрит на меня. — Я уверена, они будут прекрасны, Кэм.

Кэм.

Не Милла.

Кэм.

Во всяком случае, так гораздо лучше. Не хотелось бы, чтобы мне нравились прозвища, которые он мне дает, если хочет стать моим призраком. И вот он здесь, после десяти дней молчания, фотографирует меня.

— Спасибо вам за предоставленную возможность, — говорю я судьям, затем спускаюсь по боковым ступенькам и ухожу от них. Список все равно скоро появится, так что нет необходимости оставаться поблизости и слышать, как она называет меня именем, которое больше не кажется мне моим собственным.

Николай не преследует меня. Вместо этого он остается как вкопанный, даже не глядя на меня. Как он посмел прийти, чтобы сфотографировать меня, а потом даже не соблаговолил заговорить со мной?

Час спустя я возвращаюсь к себе домой, смотрю телевизор с Лео в гостиной. Хотя раньше это была официальная гостиная с диваном и небольшим диванчиком, украшенная моей матерью, теперь я сделала ее своей собственной. Это одна из моих любимых комнат в доме, не считая студии, и я всегда закрываю ее, когда здесь проходят вечеринки, чтобы никто не смог ее испортить.