Запись-ком на краю поля (запись полковника Франца Курта)

Получив согласие, Камса с жаром уверял, что «чары» Чонки на него не подействовали, может быть потому, что терпел боль в пальцах на горячей кочерге под «каменной задницей». Из своего укрытия за пациентами, бездвижными и избиваемыми китайцем, наблюдал с диагнозом самому себе: «Белочка забрала». А приложившись к жбану на каминной полке, выплюнув пару факелов в каминную заслонку, заключил: всё было, собственными глазами видел раздачу истопником «фонарей». Приканчивал второй жбан, слышал, как тот протирал клеёнку на агрегате, расставлял жбанки. Наблюдал за тем, как по пути к завхозу за ключами от продсклада обулся в свои оставленные на кухонном пороге рыбацкие боты. И слышал, как часового с вышки наставлял спуститься в подполье за жбанами с киселём, после крутить «звёздочку» агрегата.

Не подействовали, заверял Камса, чары и на кашевара.

– Истопник клеил синяки полеводам и хозяйничал в кухне, Хлеб тем временем всё пытался вытащить руку из дверных крюков, – рассказывал, ёжась на сквозняке, – но всё не удавалось, рука распухла. Когда же Чон направился к Силычу снять у того с пояса ключи, болезный посчитал и ему фингал спешит китаец наставить, но измученный вконец болью уже не трухал, зажмурился только. Во всяком случае, пердел завхоз один. Это уже когда Силыч вынул ему руку из крюков, умом, похоже, двинулся. Не остаться бы без кашевара – Хлеб один умеет печь драники из топинамбура, и тёрку он один одну имеет. А не удивило тебя, Председатель, то, что японцы остались без китайских люлей? Они Хромого не дали на растерзание! Помните, по парнику нас вели арест отбывать, Хромой по дороге прихватил бочку с огурцами и у вагона-ресторана уронил себе на ногу, после за это завпарником распекал бригадира Чона Ли, у уханьца за то, видать, зуб на сибиряка. Вот после Хрона мне не жить, японцы стеной стали на его защиту, блоки ставили, да так заправски, будто мастера ушу. Одолели бы китайца, вчетвером переключились с ушу на вин-чун, с четырёх сторон кулаками молотили бы по китайцу, что по той боксёрской груше, но тот успел ретироваться в кухню.

– Все рассказал? – спросил я раздражённо, сквозняк и меня донимал. – Вин-чун против «крестов» ничто. Да и не перепало японцам потому только, что китаец растратился на «фонарях» марпехам. А на Хромого переключился, видать вспомнил, как когда-то сибиряки наваляли уханьцам, отомстить устремился. К тому же, если помнишь, Япония на китайскую провинцию Ухань бочек не катила, в отличие от Сибири. А может, тебе всё почудилось? Два жбана киселя с каминной полки выдул.

– Не нальёшь? – испугался Камса.

– В колпачок, полный.

– За чакру договаривались, – заныл обиженно фельдшер, но колпачок с сливпакета свинтил и протянул.

Самогонки у меня не было, открыл сейф и из фляжки, свинтив, налил в колпачок спирта, предназначенного очищать валюту. Её и спирт доставлял нам на Бабешку меняла Зяма. Уверял, услуга Коменданту Крепости за покупку в дар ему гиацинтового ары, попугая, статус чалме придать. Силыч, в этом молодчина, наловчился реанимировать макарики в перваче, спирт же в День колхозника потребляли весь подчистую. Желудки и кишки, отравленные топинамбуровым пюре, промывали, а больше – души, утомлённые прополками, лечили.