Записано на костях. Тайны, оставшиеся после нас

Я вернулась домой. Мне было очень неприятно, что правду, которая являлась непреложной, ставили под сомнение, и я ничего не могла с этим поделать. Я думала о ребенке, о семье и о пожаре. О том, как кости могли оказаться в саду. Мне казалось, что я должна обязательно все зафиксировать, и я решила в любом случае написать отчет, хотя бы для собственного успокоения. Опыт меня научил, что хотя тебе кажется, что ты ничего не забудешь, если не записать все сразу же, детали быстро ускользают. Также я знаю, что если нет письменного свидетельства, невозможно доказать, что событие имело место.

Пару недель спустя по чистой случайности ко мне обратился адвокат той семьи. Похоже, патологоанатом вернулся из отпуска, взглянул на кости и подтвердил мою правоту; полиции пришлось связаться с супружеской парой и проинформировать их, что останки, найденные в саду, соответствуют утраченным частям тела их старшего сына. Родители решили обратиться за сторонним мнением, и их адвокат, с которым мы были знакомы, пришел ко мне. Представьте его удивление, когда я сказала, что уже написала отчет по данному случаю. Он не знал, что я осматривала кости, потому что, как выяснилось, мой визит в морг не был зафиксирован в полицейской документации. Такое стало возможным потому, что не было официального отчета. Если бы меня попросили его предоставить, проведенный мною осмотр уже нельзя было бы скрыть. Я вернулась в морг, на этот раз как представитель семьи, чтобы убедиться, что родителям возвращают те самые останки, которые я осмотрела. Кости были на месте – человеческие, детские, со следами зубов. Все оказалось в порядке, и я передала адвокату свой первый отчет вместе с дополнением, освещавшим мое второе посещение морга.

На этом все вроде бы закончилось. Но некоторое время спустя мне позвонили из другого полицейского участка на юге страны. Им поручили внутреннее расследование: надо было разобраться, что в первый раз пошло не так и что в процедуре можно исправить. Следователь предложил встретиться со мной не в офисе, а поговорить у меня дома, поскольку жил неподалеку и так мы могли бы пообщаться неформально. Он прибыл с коллегой, и мы уселись на кухне, попивая кофе с печеньем на всем протяжении разговора, который я не назвала бы таким уж неформальным. Следователь задавал вопросы, а его помощник записывал каждое мое слово.

Я не могла ответить, почему у меня не потребовали официальный отчет – об этом надо было спрашивать местную полицию. Почему я все равно его написала? Потому что ко мне обратились за профессиональной консультацией, и я провела требуемую работу. Вне зависимости от того, собирались мне платить за нее или нет, я считала себя обязанной зафиксировать все, что обнаружила.

Откуда я на тот момент узнала, что это человеческие останки? По крайней мере, впоследствии кости были протестированы на ДНК, и подтвердилось, что они принадлежали тому самому мальчику. Так что никто не сомневался в моей способности идентифицировать детские останки; им просто хотелось понять, почему местная полиция предпочла со мной не согласиться.

Почему адвокат обратился за консультацией именно ко мне? Ответ был прост: по чистому совпадению. Он знал меня и лично, и профессионально, но понятия не имел, что я уже участвовала в том деле.

Далее последовал вопрос, которого я давно ждала. Как, по моему мнению, детские останки могли попасть в сад 2 недели спустя после пожара? Конечно, точно я этого не знала. Я никогда не была на месте пожара, не участвовала в поисках тел, и кости нашла тоже не я. Я могла только высказать свои предположения и спросила следователя, хочет ли он их услышать. Следователь хотел. Я много раз прокручивала эту загадку у себя в голове и выработала некую теорию. Она могла быть полностью ошибочной, частично верной или полностью истинной. Этого мы никогда не узнаем. Но, по крайней мере, она убедительно объясняла, что могло там произойти. Во время пожара крыша обвалилась в спальню мальчиков. Они были погребены под обломками, и стропила свалились прямо на детские кровати, поэтому не исключался контакт между телом старшего ребенка и нижней стороной горящего бревна. Горящая древесина может сплавляться, склеиваться с человеческой кожей, и тогда она – до определенной степени – защитила бы тело от дальнейших повреждений. С учетом того, что дерево прогорело не до конца, ткани тела могли так и остаться на стропиле, когда его впоследствии поднимали.

После того, как пожар был потушен, и пожарные принялись разбирать обломки в поисках тел, стропила с большим трудом удалось поднять и перенести во двор. Возможно, их так и не перевернули, чтобы проверить нижнюю сторону, и потому не заметили фрагменты тела ребенка, прочно спаянные с ней. Стропила остались лежать среди другого мусора. Разлагающиеся ткани привлекли внимание животных. У кошек и лисиц отличный нюх, они могли найти останки и утащить их, чтобы съесть в саду, где и были обнаружены кости. Следы зубов, имевшиеся на костях, подтверждали это предположение.