Читаем Записи и выписки полностью

Ars Вырождение artis moriendi. Полис не допускал человека до страха смерти — приучал отдавать жизнь за дом, род, город и пр.; полис пал — стоики учили умирать за мировой закон итд. Лишь в новое время нестыдным становится страх смерти, как потом нестыдным становится обнажение секса итд. Стыдным становится стыд?

Аптека Взорванная статуя Николая II под Мытищами — работы Клыкова, к 100-летию Ходынки («если бы у нас в Персии случилась Ходынка, шах должен был бы отречься», говорили Юрию Терапиано) — была удивительно похожа на аптечную бутылку с короной-пробкой и мантией-сигнатуркой.

Анестезия Статьи, которые я писал к переводам античных поэтов, должны были анестезировать от их качества.


АНЕСТЕЗИЯ. Ко мне пришла чужая аспирантка с диссертацией о ритмике русской, английской и др. прозы в свете экзистенциализма. Я уклонился: «экзистенциализм — удел душевных складов двоякого рода: во-первых, это толстокожие, душевно ожирелые (как Дионисий Гераклейский, которого нужно было колоть иглой сквозь дикое мясо, чтобы он очнулся для государственных дел), которым нужна гурманская встряска, чтобы что-нибудь воспринимать; во-вторых, тонкокожие, которым так мучительно каждое соприкосновение с миром, что они вынуждены искать в этих муках наслаждения. А для остальных анестезией в соприкосновении с миром служит мысль — этой терапии учил нас Сократ, которого экзистенциалисты не любят».


Аллегория С. А.: символ и аллегория подобны слову и фразе, образу и сюжету: первый цветет всем набором словарных значений, вторая контекстно однозначна, как оглобля, вырубленная из этого цветущего ствола.

Аграфия «У Ахматовой была аграфия — пропуски слогов даже в парадных беловиках; не связано ли это с ее вкусом к «пропуску слогов» в ритме дольников?» — спрашивал Р. Д. Тименчик. [338]

Активность/пассивность (С. Ю. Неклюдов:) «Пермяков спрашивал встречных, сколько кто знает пословиц; отвечали: около 20. Потом раздавал список пословиц и просил проставить крестики; получалось: около 200. Так мы недооцениваем весь архаико-фольклорный пласт в нашем сознании».

Ахилл и черепаха Делимость времени понималась труднее, чем делимость пространства, потому что не было часов с «тик-так» (и долгое время даже с «кап-кап»).


Сон сына. «А когда Ахилл догнал черепаху, она ему ска…» Дальше сон оборвался.


Барокко Мне было трудно воспринимать беллетристику (а особенно драму и кино), потому что у меня не было сюжетных ожиданий, подтверждаемых или опровергаемых: я знал, что равно вероятно, ударит ли Шатов Ставрогина или Ставрогин Шатова: как захочется автору, вот и все. Это как бы барочное восприятие: всё в каждом моменте, а связь моментов не важна.

Бытие «Заведующий тем, что есть и чего нет» — назывался казначей Северного Египта. (Источник не выписан).

Бытие «Вот книжка, доказывающая, что Наполеона не существовало; не попробовать ли тебе доказать, что ты сам не существуешь, и этим отрешиться от твоих неврозов?» — «Что ты сам не существуешь — это так очевидно, что доказывать это — значит, наоборот, убеждаться, что ты, к сожалению, существуешь».

Бытие Дочь сказала: «Бытие определяет сознание». Внучка спросила (7 лет): что это значит? «Ну, вот что важнее — что ты думаешь или что ты делаешь?» — «Именно я?» — «Именно ты». «Я — что думаю, а другие — что делают». И объяснила: она-то знает, что толкнулась в коридоре не нарочно, а учительница не знает, видит только то, что сделано, и записала выговор.

Бытие Внучка смотрит в окно на пустой двор. «Что ты делаешь?» — «Я смотрю на происходящее».

Бытие (Воск. персона, 2, 8). «…челобитную о небытии — повелеть ему не быть в анатомии, куншткаморою называемой: уже стало ему, горькому, тошно вся дни провождать посреди лягв, и младенцев утоплых, и слонов, — и за то свое небытие даст он впятеро больше противу своей цены». (Отработал ли я впятеро за свое небытие?)

Быть «Каждый из нас обязан в чем-то не быть собой, чтобы быть собой могли другие» (о филологе; кто?). [339]

Библиотека Когда перестали читать Гекатея и Гелланика? Видимо, когда явилась александрийская библиотека, погребла их и заменила эксцерптами и переработками. До библиотеки книги читались мало, после — не читались совсем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары