Неудивительно; но я не о том. Этот Свядощ писал интересные книжки (в Википедии ссылки неполные) про сексуальные девиации у простых советских людей; помню, читала одну такую книжку в 70-е, только головой крутила; что твой Крафт-Эбинг. Насколько научными эти книжки были - уж не знаю. Но нас же не интересует реалистичность софт-порно, не для того читаем. А кроме разрешенного Свядоща ничего такого в советское время было не почитать. Потому что стыдоба, и вообще.
И вот в одной его статье описывался случай (кейс) супругов N. Этим супругам, писал Свядощ, было за 60. Они пришли на консультацию с жалобой на то, что у них за сорок с лишним лет супружеской жизни не было ни одного полового контакта. Ни одного. Типа, что мы делаем не так, доктор?..
"И достаточно было всего лишь одного получасового разговора, - сладко писал Свядощ, - чтобы устранить маленькое недоразумение, мешавшее этим любящим друг друга людям жить полноценной сексуальной жизнью".
Через неделю дряхлые Тристан и Изольда, на краю могилы просвещенные наконец Абрамом Моисеевичем, пришли разрумянившиеся и довольные, и очень, очень благодарили врача. Может, коньяк какой принесли, не знаю. Конфеты там шоколадные в наборе.
А в чем дело-то было, Абрам Моисеевич нам стыдливо не сообщил! И вот я уже 45 лет ломаю голову, извелась вся: что, что им мешало? Что за недоразумение?! Ааа! я с ума сойду!
И Абрам Моисеич умер, и никто уже мне не скажет: чего не знали любящие супруги?
***
Умер критик Виктор Топоров. Среди прочего удивительного в этом человеке было то, что он много и сильно хвалил писателя Максима Кантора (а так-то практически никого не хвалил, на всех красиво, изощренно, обидно лаял).
Писатель Максим Кантор тоже очень сильно хвалил критика Топорова и поливал ядом и поносом всех-всех остальных в человечестве. Жадные, продажные, бездарные, - ну, вы знаете, какое оно, человечество. Гнусное! Подлое.
И Топоров его в этом поддерживал. И вот - умер.
У Фланнери О'Коннор в одном рассказе есть женщина-философ на деревянной ноге. Злодей заманивает ее на чердак, чтобы вступить с ней в любовную связь, а сам отстегивает ее ногу и уносит. И вот она, ограбленная в лучших чувствах и без ноги, не может, совсем не может, никуда, никак.
Так теперь и Кантор без Топорова.
***
Любимый заголовок, давно, в Газете.ру:
"Найдена моль, питающаяся слезами спящих птиц".
Так странно, и как-то грустно. Птица в слезах. Спящая птица, рыдающая во сне. Как я ее понимаю иногда.
И тут же тихо пристроилась моль: что же добру пропадать? Горе одних - пища других.
***
Разговор толстых громких русских женщин в американском магазине:
- А почему ты джинсы не купишь?
- Джинсы на мне плохо смотрятся.
- Да, вот у Ксюши тоже жопа толстая.
Замечательно: не она в джинсах плохо смотрится, а джинсы на ней плохо смотрятся. А она-то в порядке!
Боевая такая, уверенная.
***
Интересное явление: огромное количество людей боится, БОИТСЯ уменьшительных суффиксов. Им кажется, что это пафосно, слюняво, сентиментально, глупо, по-детски, - что?
Я лично совершенно не боюсь уменьшительных суффиксов. Они - прекрасный инструмент, с помощью которого можно передать много оттенков смысла и настроения. Просто ими надо управлять, а не пугаться.
- Морковочки положить? Хлебца? Колбаску кушайте, - это вот все правильно. Так надо, так угощают, так говорят за столом, словами выстраивая защитный колпак, купол над людьми, севшими за трапезу и потому незащищенными, не готовыми к нападению, отстегнувшими оружие. Слова подают сигнал: тут мирно, тут спокойно, уютно, как в детстве; расслабьтесь.
Вы же не будете говорить: "Ешьте морковь". Она же колом в горле встанет.
"Вот колбаса".
"Жуй хлеб".
Даже на письме слышен грубый голос говорящего. "Рябчиков жуй".
"Картофель остыл".
"Я поел говядины".
Человек за столом раним. Типичное средневековое коварство: позвать на обед и внезапно напасть на доверившихся, мирно евших, а уж тем более пивших. Поэтому все уменьшительные, связанные с едой, отзвучивают не слюнявым сюсюканьем, а поиском безопасного укрытия, огонька избушки в лесу (да, огонька избушки, а не огня избы!), какой-то просьбой о перемирии, снисхождении, дружбе. Отсюда и новые (насколько я могу судить) "мяско" и "сырик".
Услышьте их в этом контексте. Вот жена мужу говорит в магазине: "Какой сырик купим?" Это она не к сырику любовь испытывает, это она воркует с мужем, с его непредсказуемым настроением ("То ему - то. А то раз! - и это", - как говорила героиня Мордюковой). А вдруг он будет туча тучей? А вдруг его мысли далеко, не с ней вот сейчас? Суффиксы задабривания, обещания, доверия - вот что такое эти "пищевые уменьшительные".
И наоборот, эти бессуфиксные, холодные приказы от тиранических жен за 50 своим мужьям - "возьмешь мяса, колбасы по 450", etc. - какое кладбище чувств. Глянешь краем глаза - а он такой весь в тоске, и бес из его ребра торчит, тщательно прикрытый ковбойкой. Замучила. Теперь домучивает и стережет.
Винцо и водочка. Селедочка под свеколкой. Картошечка. (С сольцой). И с лучком. Маслице, особенно маслице. Колбасынька. Яичечко. Сырик. На хлебушке. Потом чаёк.