Записи в Фейсбуке -июнь-сентябрь 2013

И спатеньки.

***

Михаил Леонидович Лозинский трепетно относился к книгам, не любил одалживать книги из своей библиотеки. Но иногда приходилось.

Как-то раз он одолжил редкую книгу искусствоведу и историку, специалисту по итальянскому Возрождению Алексею Карповичу Дживелегову. А тот вернул ее с жирным пятном на странице! Что бы вы сделали?

Лозинский написал Дживелегову стихотворение:

А.К.ДЖИВЕЛЕГОВУ

при возвращении книги

E questo sia saggel ch’ogn’uomo sganni.

Inf. XIX.21.*

Как можно, мой ученый друг,

Так не радеть о книжном скарбе?

Что это за ужасный круг

На титуле Michele Barbi?

Проказы шаловливых фей?

Печальный оттиск бутербродный?

Или полуночный елей

Лампады Вашей благородной?

Солнцеподобное пятно

Таит загадочную повесть...

И как я счастлив, что оно

Не мне обременяет совесть!

________________

* И вот печать, в защиту от шептаний. Ад, XIX.21.

***

Вот еще из полинезийского:

Apapa - взять вещи, аккуратно сложенные в кучку в одном месте и зачем-нибудь переложить их в другую аккуратную кучку в другом место.

Po-ora - еда, съедаемая не вовремя, не в полагающееся время, например, ночью.

Как вот сейчас, например.

***

Мой муж всегда любил книжки, а году в 1970, когда книжек в магазинах особенно-то не было, приноровился рыться в букинистических развалах, так как языки знал, а на языках книжки найти было легче.

Вот как-то нашел он он интересную книжку в букинисте на Литейном, сидит на полу, читает, увлекся. Ну, ему 19 лет. А рядом вертится юноша, которому тоже на вид лет 19, беленький такой, нежненький, учененький, и так ему хочется свою ученость показать! так хочется дать знать человечеству, что тоже он не какой-нибудь там! не лыком шит!

Не выдерживает молодой человек и небрежно так спрашивает мужа:

- Это у вас - что?

- Шопенгауэр, - отвечает муж.

- Артур?..

Вот нет, блять, Ерофей Кузьмич! Пафнутий Семёныч Шопенгауэр. Игнатий Трофимыч. Мало ли Шопенгауэров, верно?

Но образованием блеснул.

Просто некоторым комментаторам на заметку.

***

Стою в магазине дорогой косметики, тупо гляжу на полки.

Девушка-продавец, оторвавшись от своих ногтей: - Вам что-то подсказать?

- Да я даже не знаю... - говорю я. - Нужен какой-нибудь подарок 18-летней девушке. На день рожденья.

- Возьмите это очищающее молочко, - советует продавщица. - Очень хорошо от прыщиков.

- У нее нет прыщиков.

- От черных точек?

- И точек нет.

- Тогда вот лосьон - для жирной кожи.

- Нет у нее и жирной кожи.

- Для сухой?

- И сухой нету.

- Вот этот крем разглаживает морщинки.

- Девушка! Какие морщинки? Ей восемнадцать!

- Тогда вот прекрасная маска для проблемных зон шеи и груди, - настаивает продавщица.

- Да нет у нее проблем с зонами!

- Мыло для улучшения цвета лица!

- Да некуда ей улучшать-то его! Она как роза!

- Консилер? тональный крем?

- Ну не будет же она глушить свое сияние всякой мертвечиной?

- Тогда, - с ненавистью говорит продавщица, - вам нечего делать в нашем магазине.

И я ушла как оплеванная.

***

Когда моя мама была маленькая, у нее был волчок (юла), толстенький такой, металлический, серебристого цвета. Он у меня и сейчас лежит на полочке.

Только он не вертится и не поет: мамины родители, внезапно осознав, что волчок напевает мелодию "Боже, царя храни", нарочно сломали его. От греха подальше. Год, наверно, был 1919? 1920? Стерженек выломали, а сам волчок, невероятно плотный, добротный, купленный в 1914 году для маминого старшего братика, а сработанный и того раньше, - сам волчок не сломаешь.

Так он и пролежал в ящике с игрушками, затаив свою внутреннюю сущность, свою крамолу; и два ареста деда моего Лозинского пережил, и полагающиеся обыски, и уплотнение квартиры, и высылки по кировскому делу, и большой террор, и блокаду, - все пережил. Ничего ему не сделалось, даже не потускнел.

И если его починить, - снова стерженек вставить - он опять запоет.

Я про что? Наверно, про то, что все эти нынешние запреты, затыкание ртов, законодательные попытки борьбы с матом, с боржоми и с разговорами о суициде, - вся эта советская власть плюс мизулинизация всей страны, - это все схлынет и пройдет.

Ничего нам не сделается.

***

ПРО ДРУЖБУ НАРОДОВ

Есть палочками меня научил Аркадий Ваксберг, писатель, в Канаде.

Казалось бы? - а вот же.

Иногда, чтобы научиться восточной премудрости, нужно поехать далеко на запад. Правда, после Канады, еще западнее, снова начинается как бы восток - Китай и Япония.

Эти темно-коричневые палочки, которые видны на фотографии, мне подарил японский славист Нумано. Раз в год все японские эксперты докладывают императору о состоянии дел в их области знаний. Нумано - главный по русской литературе, так что почетная обязанность доложить Его Императорскому Величеству, в частности, о моем романе "Кысь" досталась ему. А так как простой смертный, пусть даже и славист, не может просто так лицезреть священную особу Императора, Нумано делал доклад из-за ширмы, кланяясь там в нужном направлении.

Так и вижу эту картину: сидит задумчивый Император и из-за расписной, в птицах, ширмы журчит почтительный голос, пересказывающий сюжет "Кыси". "Какую же херню сочиняют эти западные варвары с коровьими глазами..." - думает Небесный хозяин.