Записка молочнику

«…ничто на земле не может притупить его смертоносное жало, ничто не в силах разорвать его сердце, ничто неспособно остановить его тлетворный пульс — ни огонь, ни вода, ни воздух, ни земля. Он, подобно дьяволу, непобедим. Брось его в огонь — он лишь раскалится, брось в воду — он впитает ее, похорони его в земле — он прорастет. Его касание подобно проклятию. Кожа сгнивает быстрее, чем его пятно испаряется…»

«Будто старина Баньян пишет рекламу лака», — сказал я себе: я иногда позволяю такие шуточки. У меня собственное чувство юмора. Мал да удал таков Генри Питере.

Но пора переходить к существенной части вечернего развлечения.

Мы с миссис Питере всегда покупали по одной бутылке молока и одной бутылке сливок в день. Сейчас, ночью, две чистые бутылки, большая и маленькая сестры энергии и жизненной силы, стояли рядышком на раковине. Я посмотрел на них, наклонив голову, как бы в растерянности и на мгновение задумался.

Из-под молока? Или из-под сливок? Или обе? Подумал и пожал плечами. Какая разница в самом деле? И взял молочную. Вдохнул через горлышко непорочный млечный аромат, а затем влил в бутылку одну, ровно одну каплю-слезинку моей чистой, как дождевая вода, жидкости и, повертев бутылку, посмотрел, как капля бежит кругами по дну, постепенно растекаясь и рассасываясь. «Готово» сказал я себе и выставил обе бутылки за входную дверь, где по утрам их забирал молочник.

Это произошло два дня спустя. Разумеется, это произошло. В западной части города. Семья из пяти человек — отец, мать и трое маленьких детей. Найдены мертвыми за обеденным столом. Отравление.

Я прочел об этом в утренней газете, очень аккуратно сложил ее и позволил себе небольшой утренний смешок. Господи! Все должно быть так просто! Просто, как отравление голубей.

На следующую ночь, когда доносящиеся из спальни звуки храпа вновь вселили в меня уверенность и чувство безопасности, я вернулся на кухню. Там я взял очередную бутылку из-под молока и влил в нее одну каплю моей жидкости. Старая книга в библиотеке сказала мне, что ничто не сможет уничтожить ее — ни огонь, ни свет, ни вода, ни пастеризация. Она преодолеет любой антипод. Влив каплю, я поставил бутылку на прежнее место за входной дверью.

Я получил результат через два дня. Сообщение в газетах было набрано все тем же четким рельефным шрифтом. В этот раз мужчина в районе Бэрбанк. Идентичная ситуация: найден за обеденным столом без каких-либо признаков жизни. Отравление. Мужчина лежал лицом вниз в миске с кашей.

В ту ночь мне было неспокойно. Так чувствует себя человек с разбухшим бумажником. К чему игры с пенни? Мне хотелось пощекотать нервы каким-нибудь необычным сумасбродством, и в очередную молочную бутылку я влил две капли моей жидкости. Эта дополнительная капля вызвала у меня в некотором роде дополнительное головокружение, которого я так жаждал. Так бывает, когда наносишь уже обезглавленному индюку еще один удар топором — в этом нет необходимости, но это приносит такое удовлетворение! Образованные люди поймут, о чем я говорю.

На следующий день пожилая чета в северных пригородах была найдена за утренним кофе. Газеты не сообщали «несомненно полиция не пожелала рассказать», но я знал одну важную вещь, а именно: эта пожилая чета пила кофе с молоком.

Ах, господи! И зачем люди мешают кофе с молоком? Я сожалел только об одном — о том, что я не буду продолжать это вечно. Безусловно, я смог бы, если бы захотел, но делу время, а потехе час, и я не должен был забывать о главном. Пора было заканчивать. Поэтому только забавы ради я сделал это еще раз, всего один раз, последний.

Прозрачная капля падает в молочную бутылку, бутылка выставляется за дверь, утром молочник забирает ее, доставляет на молокозавод «или на фабрику, или как это называется», где он опускает ее вместе с миллионом других бутылок в чан, или бак, или еще что-то, и все эти бутылки кипятятся и дезинфицируются при помощи новейших научных методов, и все бутылки становятся чистыми, как только что выпавший снег. Все, кроме одной. В этой бутылке никем не замеченная капля, которая не может быть уничтожена ни огнем, ни полымем. И на следующий день две леди, живущие в самом центре города, падают замертво у обеденного стола. Просто? И остроумно, не правда ли? Возможно, и до меня кто-то забавлялся идеей массового убийства наугад, ударами в различных — к растерянности полиции — направлениях и поражением, наконец, единственно желаемой цели, с тем, чтобы полиция заключила, что это была лишь еще одна случайная жертва. Возможно, у кого-то была уже такая идея. Но никто до меня не находил столь совершенного оружия.