— Мне очень лестно слышать это, — возразила я, — но я умоляю вас отговорить его величество от награждения меня орденом: во-первых, потому, что я простушка и меня смущает и та лента, которую я ношу; во-вторых, это отличие, никогда еще не дарованное женщине, наделает мне еще больше врагов и возбудит всеобщую зависть, не доставляя мне вместе с тем большого удовольствия.
В заключение я попросила уверить его величество, что глубоко ценю его милость ко мне и решаюсь отказываться от нее только потому, что питаю безграничное уважение и доверие к его просвещенному уму. Мы вечером переехали на лодках через Неву на так называемую Выборгскую сторону, где нас разместили по разным улицам города; на мою долю пришелся очень хорошенький и, главное, чистенький домик. На следующий день императрице представились судья, администраторы и дворяне, и она приняла их с той добротой и лаской, какою она привлекала к себе все сердца. Я не люблю подробно описывать свои путешествия и кое-что пропускаю; я забыла упомянуть, что мы провели ночь в одном из императорских имений в очень комфортабельном дворце. Я забыла также сказать, кто составлял свиту императрицы. Из женщин была я одна; кроме меня в карете ее величества были фаворит Ланской, граф Иван Чернышев, граф Строганов и Чертков, так что всех нас было шесть. Остальная свита состояла из обер-егермейстера Нарышкина, статс-секретаря графа Безбородко, управляющего кабинетом Стрекалова и двух камергеров, посланных вперед на границу для встречи короля. На следующий день вечером мы приехали в Фридрихсгам, где нас разместили менее удобно; король приехал только через день. Его повели сперва в покои императрицы; его свита осталась в смежной комнате, и ее представили мне. Мы познакомились, и когда появились оба монарха, императрица представила меня королю. Обед прошел очень оживленно; императрица имела после обеда еще одно частное совещание с королем, что повторялось каждый день во время нашего пребывания в Фридрихсгаме.
У меня сложилось твердое убеждение, что коронованные особы не бывают искренни друг с другом; мне даже кажется, что, несмотря на обоюдную любезность и на просвещенный ум, они в конце концов становятся в тягость друг другу, так как общение между ними отягчается и усложняется политикой. На третий день шведский король под именем графа Гаги приехал ко мне; я велела сказать, что меня нет дома, и вечером рассказала об этом императрице, но она осталась этим недовольна; тогда я ей ответила, что вряд ли король найдет удовольствие в обществе такого простого и искреннего существа, как я, так как со времени своего путешествия в Париж он превратился совершенно во француза. Однако императрица просила меня принять короля на следующий день и задержать его подольше, из чего я заключила, что ей хотелось избавиться от него на несколько часов. Я повиновалась и приняла короля. Наш разговор был весьма интересен. Его величество был очень умен, образован и красноречив, но он обладал и всеми предрассудками, присущими коронованным особам; к тому же он был королем-путешественником, то есть имел совершенно ложные понятия о всем виденном им за границей, так как подобным знатным путешественникам показывают все с лучшей стороны и все устроено и налажено так, чтобы производить самое лучшее впечатление. Путешествия монархов и их наследников имеют еще и ту дурную сторону, что, с целью заручиться их расположением, не щадят лести и каждения перед ними. Возвратившись к себе, они требуют от своих подданных прямо обожания и не довольствуются меньшим. Потому-то я всегда находила излишним путешествия коронованных особ за границей и предпочитала, чтобы они ездили по своей стране, но без торжественности, которая бременем ложится не на двор, а на народ, и с твердым намерением изучить все, касающееся каждой провинции.
Во время нашего разговора я убедилась, что короля мистифицировали во Франции и, впитывая в себя расточаемую ему лесть, он слишком благосклонно судил о стране и ее населении. Я не соглашалась с королем, опираясь на оба мои пребывания во Франции и на свои путешествия внутри ее и в соседних странах, причем я полагала, что французам не стоило давать себе труда меня обманывать и потому они мне позволили наблюдать жизнь, какою она была в действительности. Знаменитый (своими несчастьями и гонениями, которым он подвергся по смерти короля со стороны герцога Зудерманландского) граф Армфельд часто соглашался со мной. Все-таки я была довольна, когда кончился этот визит и король отправился к императрице.