Зимой мой сын получил двухмесячный отпуск; я ему передала актом, скрепленным ее величеством, состояние его отца, оставив себе небольшую часть его; таким образом, я сняла с себя обязанность управления им. Он получил больше, чем сколько отец его оставил мне и обоим детям, и у него не было ни копейки долгу, так что я могла сказать другим и, что еще важнее, самой себе, что я недурно справилась с задачей опекунши и управительницы всех имений, которые остальные опекуны оставили всецело на моем попечении.
Летом следующего года приехала m-me Гамильтон. Не сумею выразить, какое счастье мне доставил приезд этого любимого и почтенного друга. Вследствие особой милости императрицы она была представлена ей в Царском Селе, где иностранцев обыкновенно не принимали.
Я испросила трехмесячный отпуск и повезла m-me Гамильтон в Москву. Она осмотрела все достопримечательности этого интересного города и его окрестностей; затем мы поехали в мое любимое имение Троицкое, где мне так хотелось жить и умереть. Меня привело в восторг, что моей приятельнице понравилась красивая местность, в которой расположен этот прелестный уголок, и что она, хотя как англичанка и видела чудесные парки своей родины, одобрила и мой сад, который был не только распланирован мной, но где каждое дерево и каждый куст были посажены по моему выбору и на моих глазах.
Из Троицкого мы поехали в мое поместье в Белоруссии, под Могилевом, пожалованное мне императрицей. Таким образом, моя подруга увидела часть губерний Московской, Калужской, Смоленской и Могилевской. В конце осени мы вернулись в Петербург. В это время рассматривались в Академии сочинения, присланные разными учениками и написанные на заданные Академией темы; за первые два лучших сочинения Академия выдавала премии. Я не любила появляться в научных конференциях; тем более мне было неприятно председательствовать в публичном заседании; но я уступила усиленным просьбам m-me Гамильтон, которой непременно хотелось видеть, как я отправляю свои директорские обязанности. День, назначенный для раздачи премий, был объявлен заранее в газетах, и публики собралось очень много. Были иностранные министры и даже дамы; я сказала очень короткую речь; хотя она продолжалась не более пяти-шести минут, но мне чуть не сделалось дурно, так как смущение, всегда охватывавшее меня в подобных случаях, и тут не пощадило меня; пот выступал крупными каплями, и мне несколько раз пришлось отпить из приготовленного для меня стакана с холодной водой. Конец заседания был для меня самым приятным моментом, и с тех пор я никогда не председательствовала в публичных конференциях.