Записки. 1917–1955

В течении между 15-м и 20-м марта ничего особенного отметить не приходится. В общем, в стране после первых дней революционного угара наступило успокоение. Временное правительство начало работать, и его творческая деятельность проявилась очень энергично и, в общем, за эти дни довольно удачно. Во всяком случае, со стороны общественного мнения отношение к ней было благожелательное. В одном лишь было сделано громадное упущение. Старая полиция была упразднена самой революцией, и с нею правительственная власть лишилась всяких органов, при посредстве которых она могла проводить свои предписания и поддерживать на местах порядок. Правда, на место полиции стали создавать милицию, но последней распоряжались органы местного самоуправления, а не центральная власть, а кроме того, сама организация этой милиции была почти повсеместно ниже всякой критики. В результате Временное правительство оказалось чем-то самодовлеющим, существующим независимо от страны, и на нее не влияющим. Тем не менее, оно не подумало создать какую-либо физическую силу, на которую оно могло бы опираться. Особенно же повлияло на ослабление его положения то, что наряду с правительством продолжал действовать и даже все более ее расширял Совет рабочих и солдатских депутатов, из организации Петроградской превратившийся во всероссийскую. Вся деятельность правительства осуществлялась под контролем Совета, который с этой целью создал целый ряд комиссий и отделов, понемногу начавших выполнять самые разнообразные функции. Благодаря этому, у нас оказалось два правительства — официальное и неофициальное, и последнее скоро стало более могущественным, чем первое.

Опрокинув старый строй, революция сразу лишила почвы все старые политические партии, программы которых оказались в одно мгновение далеко отставшими от действительности. Остались сперва только два политических направления политической мысли: социалистическое и буржуазное. В социалистическом сразу дифференцировались два направления: чисто социалистическое и, если можно так сказать, крестьянское — социалисты-революционеры. Называю его крестьянским, ибо, проповедуя национализацию земли, в остальном оно было мелкобуржуазным. Через несколько недель начало, однако, среди социалистов выделяться и понемногу все громче и громче заявлять о себе направление большевистское. И, наконец, еще левее большевиков начало обрисовываться течение анархистское. В первое время выступали еще трудовики и народные социалисты, но и те, и другие оказались чисто интеллигентскими небольшими группами, и очень быстро совершенно стушевались. На другом крыле среди буржуазных партий наиболее правые — «Союз Русского народа» и «Союз Михаила Архангела», и другие партии националистов сразу сгинули, как будто их не бывало. Типографии их газет были закрыты или разгромлены, собрания их стали невозможными, и большинство видных их вождей должно было скрыться. Из более левых октябристы и прогрессисты еще некоторое время прозябали, пытаясь внести новое содержание в свои сразу одряхлевшие тела, но все было напрасно, и через несколько недель о них говорили, как о бывших партиях.

Остались одни кадеты, которые и повели упорный бой с захлестывавшей все волной социализма. Вероятно, к ним охотно присоединилось бы теперь и большинство политических деятелей и из других соседних партий, но сами кадеты этого не желали, дабы избежать обвинения слева, что они слишком отшатнулись вправо. В нескольких заседаниях октябристской фракции, посвященных вопросу о сформировании новой умеренной партии, я принимал участие, но относился к ним с самого начала равнодушно, ибо для меня была ясна полная их безжизненность. Более других увлекался этой мыслью секретарь Думы Дмитрюков, даже пытавшийся сформировать что-то, явившееся, однако, мертворожденным. С падением монархии отдельные благотворительные организации, имевшие каждая своих особых покровителей из числа членов царского дома, оказались висящими на воздухе — не было ведомства, куда бы они могли обращаться, не было больше и глав, которые могли бы обращаться за них и хлопотать.

Я уже упоминал, что первоначально Шингарев наметил, какую организация куда отнести. Однако это не было тогда полностью осуществлено, и вот 21-го марта Гос. Контролером Годневым было созвано особое совещание с этой целью. Интересного в этом совещании не было ничего, если не считать очень резкое обращение к правительству с требованиями почти ультимативного характера вновь образовавшегося Союза инвалидов. Впрочем, в это время только требования в резкой форме и могли рассчитывать на успех. В этом заседании выяснилось, что я буду назначен комиссаром в попечительстве Трудовой помощи. Управляющий его делами Бобриков обратился с просьбой о назначении меня, как члена этого попечительства, его комиссаром, я не считал возможным от этого отказаться, и 30-го марта и был им назначен.