Записки

Мой двор был составлен, и вот те, которые находились при мне: князь Александр Михайлович Голицын, в настоящее время фельдмаршал, был сделан моим камергером вместе с графом Ефимовским и графом Гендриковым-младшим, а в камер-юнкеры мне дали графа Захара Григорьевича Чернышева, в настоящее время генерал-аншефа и вице-президента Военной коллегии; Вильбуа, впоследствии генерал-фельдцейхмейстера, и графа Андрея Бестужева, сына великого канцлера. После того как этот мир был торжественно отпразднован балами, маскарадами, фейерверками, иллюминациями, оперой и комедиями в течение по крайней мере восьми дней, императрица отправилась в Киев. Великий князь и мы с матерью выехали за несколько дней до нее.

Во время этого путешествия возникла в нашей свите большая распря, и вот что дало к ней повод. У великого князя была своя карета, в которой ему следовало быть с его гувернером Брюммером, обер-камергером Берхгольцем и обер-егермейстером Бредалем, – с людьми, назначенными для его воспитания. Я была в своей карете с матерью, графиней Румянцевой и Каин, фрейлиной матери.

Великий князь, скучавший в своей карете с педагогами, захотел поехать с матерью и со мною и приглашал четвертым кого-нибудь из кавалеров свиты. Большей частью это были либо князь Голицын, либо граф Чернышев, мои кавалеры, которые были тогда такие же живые и ветреные, как и мы. Матери, в свою очередь, было скучно одной с тремя детьми во время такого длинного путешествия, и, чтобы всех удовлетворить, она выдумала взять одну из повозок, которые были с нашими постелями. Она велела положить туда доски и подушки, так что на них могли усесться от восьми до десяти человек. Когда эта повозка была готова, мы не хотели больше ее покидать, и кроме матери, великого князя и меня туда сажали только того, кто мог всего больше нас позабавить и развлечь, и с утра до вечера мы то и дело смеялись, играли и резвились. Но так как графиня Румянцева, Брюммер, Берхгольц и Каин никогда туда не допускались, то они очень разобиделись, порицая, критикуя и ворча из-за всего, что бы мы ни делали. Они ехали все четверо в одной карете, где, между тем как мы забавлялись, они взаимно поддерживали дурное расположение духа, разжигая друг друга на наш счет. Наша повозка это знала, но ни во что не ставила.

Мы миновали Серпухов, Тулу, Севск и въехали в Украину, где, миновав Глухов, Батурин, Нежин, мы прибыли в Козелец, в котором граф Разумовский велел выстроить очень большой дом. Там мы ждали в течение трех недель императрицу. На каждой станции было по восемьсот лошадей. Императрица тратила много времени на остановки, а также шла пешком и ездила очень часто на охоту. Наконец 15 августа она приехала в Козелец. Там постоянно только и было, что музыка, балы да игра, которая заходила так далеко, что иногда на разных игорных столах валялось от сорока до пятидесяти тысяч рублей.

Пробыв несколько времени в Козельце, мы отправились в Киев. Императрица поехала вперед; мы увидели ее ставку по сю сторону на берегу Днепра, город Киев представляет удивительно красивую картину на другом берегу. Двадцать девятого августа 1744 года императрица переехала с нами по мосту через Днепр и совершила свой въезд в Киев. Здесь, как это было во всех городах, через которые мы проезжали с Москвы, духовенство вышло за город, и как только показывались хоругви, все выходили из карет и вступали в города пешком вслед за крестным ходом.

Императрица отправилась в Печерский монастырь и в церковь, где находилась чудотворная икона Божией Матери, писанная, говорят, святым Лукою. Во всю свою жизнь я не была более поражена, как при виде чрезвычайного великолепия этой церкви, в которой все образа покрыты золотом, серебром и драгоценными камнями. Церковь сама по себе просторна и той готической архитектуры, которая дает церквям гораздо более величественный вид, нежели тот, какой дают им теперь, когда слишком большой свет и величина окон не отличают их ни в чем от бального зала или зимнего сада.

На следующий день приходился праздник ордена Святого Александра Невского. Его отпраздновали торжественным богослужением, к которому, вопреки тогдашнему обычаю, нам велено было пойти в придворных платьях, хотя в Москве императрица приказала нам сказать, чтобы мы не брали с собою парадных платьев. В Киеве мы встретили графа Флемминга, которого послал король Польский к императрице, чтобы приветствовать ее с прибытием на границу этого королевства. День именин императрицы – 5 сентября, был также отпразднован в Киеве с большим парадом. Впрочем, все дни уходили на посещение церквей и монастырей или же на прогулки, то есть императрица прогуливалась в одних местах, между тем как великий князь и мы с матерью – в других. Императрица пожелала, чтобы ни я, ни великий князь не ходили в пещеры: она находила там воздух сырым и вредным.