Записки «афганца»

Вовкина жена, больная тяжелейшим нервным расстройством, вместе с ребенком уже несколько лет лежала в закрытом НИИ. Владимир был им единственной жизненной опорой, больше — ни родни, ни свойственников. И тут его по издевке судьбы отправили на войну одним росчерком пера. Начальник кадрового отдела дивизии прекрасно знал, что этого делать нельзя ни по каким человеческим законам. Но факт тяжелейшей семейной ситуации не был убедительным для верхов.

На «Скобе» о ситуации Третисова отцы-командиры знали и в боевые вылеты не пускали ни под каким видом. С первого дня его прибытия на базу они насколько могли берегли Вовку ради больной семьи, беззащитной перед жестокой судьбой. Мужик страшно переживал свое исключительное положение. Для поддержания боевого духа и летных навыков ему иногда поручали дежурные облеты вокруг аэродрома в относительно безопасной зоне. Все на базе относились к нему как к большому ребенку, который требует защиты и понимания. И сегодня он напился, заливая спиртом свою и общую для ребят кручину. Вся эскадрилья перепилась от братского горя. В солидарность с Батиной "Чайкой".

Тризна была в среду, а в минувшее Воскресенье трое Батиных подчиненных на «бэтээре» должны были проскочить до вертолетчиков и обратно для решения штатных вопросов. Такое задание было обычным и частым, не грозило нештатными ситуациями в спокойной двадцатикилометровой зоне.

— Утром выскочим, пару-тройку часов побудем на «Скобе» и к пятнадцати-ноль-ноль домой, — планировали мужики.

Батя назначил командиром группы двадцатипятилетнего капитана Сергея, с ним отправил сержанта и рядового водителя-пулеметчика. Троица русских спозаранку после батиного «добро» густо запылила в сторону «Скобы» по заезженной грунтовке.

Сергей, сидя у носового пулемета машины, цепко следил по всей «зеленке», крутя головой на триста шестьдесят градусов. Девятнадцатилетний пулеметчик в любую секунду был готов к команде от капитана, чтобы наступить обеими ногами на гашетку. Выгоревшие холмы предгорья, звенящее солнце и рев движков были их повседневной здорово поднадоевшей обстановкой.

На полпути после форсирования большого арыка на довольно крутом подъеме двигатель внезапно заглох. Машина по инерции дернулась было вперед, но с утратой поступательной мощи принялась медленно съезжать по склону и тут же была зажата тормозами. Выглянувший на свет чумазый Толька честно высказал двигателю все, что он о нем думал. Хитроумная железка думала, видимо, что-то о своем металлическом и пренебрежительно молчала в ответ.

— Во вляпались! Ну не ближе, не дальше… Сергей приказал сержанту подняться на холм для прикрытия на время ремонта движка, а сам с водителем загремел капотом и ключами. Минут через двадцать стало ясно, что это надолго.

— Часа три проторчим, — натужно ругаясь, бурчал из под машины, как из колодца, водитель. — Ведь не хотел же на этом рыдване ехать. Битый он весь перебитый. Одних подрывов на нем за полгода штук десять.

— Ладно, не кисни, есть еще время, — одернул водителя Сергей.

Он прикидывал по карте, стоя на башне машины, куда быстрее добраться своим ходом, если через два часа машина не будет восстановлена. На «Скобу» вроде бы чуть ближе, но опаснее: придется идти через густую «зеленку». К себе на «Чайку» спокойнее, но дальше: дорога холмами вверх-вниз…

При этом он пытался рассмотреть сержанта на вершине, которому через каждые десять минут было приказано давать знать о себе ударом запасного магазина по стволу, мол — все в порядке. Сержанта не было видно.

— Может на время не посмотрел? А может за грохотом нашего железа я не расслышал сигнала? — старался мысленно успокоить себя и за одно оправдать подчиненного Сергей. Но в сердце уже прокралась тревога…

— Слушай, я проверю, что с Петром. Ты вылезай и прикрой, бросил капитан.

Водитель с лицом цвета внутренностей выхлопной трубы молча развернул пулемет по направлению к вершине холма.

Петра капитан увидел сразу. Сержант сидел в странной позе спиной к нему, низко наклонившись вперед и чуть раскачиваясь. Позвав вполголоса сержанта, капитан уловил характерный шорох камней и тут же понял:

— Засада!

В этот момент Петр вяло повалился на спину. Из обоих глаз торчали рукоятки специальных ритуальных кинжалов, горло было стянуто тонкой петлей, уши отрезаны, лицо неимоверно вздулось.

Сергей мгновенно рухнул на землю и зазмеился за ближайший валун. Но было поздно. Трое «духов» облепили его со спины и мгновенно растянули. Двое в разные стороны руки, а один обхватил обе ноги, насмерть прижав их к себе. Тут же выросший, как из-под земли, четвертый душман всем весом сиганул ему обеими пятками на позвоночник. От режущей боли молнией полыхнуло в глазах и нутре. С потерей сознания мгновенно наступила глухая ночь.