Записки агента Разведупра

— Как на балу? Кое-что есть, а? Что это вы чушь нагородили, товарищ? Мне всыпали из-за вас. Вы сообщили, что белые в Выборге имеют благотворительную организацию. Неправда. У них там шпионский центр. Кто такой профессор Цейдлер? Шпион, товарищ. Да-с, а вы пишете — благотворительные организации. Я-то понимаю — вы еще не успели собрать нужных данных. Не так ли? Жене не нужно ехать. Птичка уже улетела. Князь уехал в какое-то имение. Вернется — пошлю. Теперь ей новая работа. Тут есть такой дамский комитет. Эмигрантщина все. У них устраиваются вечерние работы по шитью одежды нуждающимся эмигрантам. Пусть идет и устроится работать. Мол, хочу помочь бедным жертвам большевизма. Ха-ха-ха! Работают там всякие буржуйки. Жены видных эмигрантов. Так за шитьем — тары-бары, и многое можно узнать. Бабы вообще болтливы, товарищ, — сказал Фишман барабаня пальцами по колену.

Закурил и, предложив мне сигарету, спросил:

— Списки подвигаются?

— Медленно, но точно. Я группирую по чинам, профессиям и настоящему положению, — ответил я.

— Отлично! Я на некоторое время еду в Москву. Меня заменит товарищ Муценек. Комендант наших зданий. Если узнаете что-нибудь вне директивы, немедленно передадите ему через товарища Петрова. Его можно видеть каждый вечер на Главной почте. Бородатый шатен. Сдать ему «дело» очень просто. В пять часов он сдает почту у окна 4. Подойдите и увидите наши пакеты, сдаваемые в окошко по книге. Узнайте Петрова и незаметно сделайте глазами «есть». Он будет знать. Потом идите за ним на Сенатскую площадь, в один переулок. Там общественная уборная — и готово! Понятно, все шифровкой, — произнес Фишман и протянул руку. — Идите, а жену пошлете немедленно в «дамский кружок». Товарищ Муценек вас вызовет, когда надо, — сказал он, вставая и направляясь к двери.

Позвал в комнату человека из кухни и кивнул мне головой:

— До свиданья.

Однажды вечером ко мне явился «комендант зданий» РСФСР — товарищ Ян Мутценек — Муценек — Кирман — Виленский. Высокий, бритый, лет тридцати пяти, блондин. Его появление было вызвано срочностью дела, заключавшегося в продаже 211 бриллиантов, полученных им для реализации и пополнения сумм разведывательных органов.

Бриллианты были разной величины — от половины карата до пяти с четвертью и, по словам коменданта, «церковного» происхождения.

Он сдал мне под расписку драгоценный товар и предложил обратиться к живущему в Тээле господину Ш., спекулянту драгоценными камнями.

Замшевый мешочек с бриллиантами оценил Муценек в 930 000 марок, в случае же если я получу больше, то прибыль поделить пополам.

По его словам, из этой суммы придется сдать Сайрио 500 000 марок и Бобрищеву 400 000 марок — остальные 30 000 предназначены для передачи портному Арвола.

Муценек передал мне поручения военного агента Бобрищева и спешно уехал в город, обещав прийти на второй день утром справиться о реализации «камешков».

Я поехал по указанному адресу к спекулянту.

В барской квартире меня встретил полный, краснощекий и с «курьезным» носом господин в японском халате — представитель какой-то иностранной фирмы по продаже бриллиантов.

— Кто вас направил ко мне? — спросил он, узнав причину посещения.

— Ваш адрес дал мне господин Марухин, — солгал я наугад, думая, что артист ему, вероятно, знаком.

— А, Александр Владимирович! — воскликнул коммерсант и, вооружившись лупой, разложил на письменном столе черный бархат.

— Покажите-ка камни, — предложил он, усаживаясь к столу.

Я дал ему часть бриллиантов, покрупней.

— Сколько их всего?

— Восемнадцать таких.

— А всего сколько?

— Двести одиннадцать.

Коммерсант вскинул голову и, испытующе взглянув на меня, спросил:

— Ваши?

— Понятно, мои, — «искренно» обиделся я, — это состояние, оставшееся от ликвидации имущества в Бессарабии.

— Вы румын?

— О нет! У меня было там имение. Продал и перевел леи на это, — ответил я.

— Все одной величины или есть и побольше?

— Нет, остальные меньше.

— Присядьте и закурите сигарку. Настоящие «Гаванн». А я изучу камешки, — предложил коммерсант и указал рукой на восточный столик около дивана.

Пока он измерял бриллианты, рассматривал, взвешивал и протирал, я задымил действительно хорошей рижской сигарой.

— Эти восемнадцать средней чистоты, вода желтовата, есть точечки в двух камешках. Один, правда, голубоватый, — сказал коммерсант повернувшись ко мне, — сколько стоит все?

— Двести тысяч марок.

Он повернулся на стуле — принялся что-то высчитывать.

— Много хотите. Теперь цена падает. Рынок велик. Дам вам сто восемьдесят тысяч. Хотите? — сказал он.

— Меньше указанной суммы я не уступлю, — решительно произнес я, помня указания коменданта.

— Покажите теперь другие, — сказал, видимо, расположенный к покупке коммерсант.

Вытряхнул на его стол из мешочка остальные.

— Ай, какая мелочь! Почти каратнички! Дешевый матерьял! — воскликнул коммерсант с нескрываемой радостью. — Сколько их всего? И какая цена?