Так как он был беспартийным, его услугами пользовались Бобрищев и Розенталь за свой риск. Он снабжал их «совершенно секретными» документами и получал громадные гонорары. Помимо этого, в его обязанность входило распускать те или иные слухи по указке своего начальства. Если нужно было бросить на кого-либо тень подозрения, послать анонимное письмо в полицию, очернить эмигранта — Освальд был на высоте своего призвания.
Я собрал о нем подробный материал и, уже зная, с кем имею дело, решил убрать его.
Поручив ему добычу фотографических снимков пороховых погребов, расположенных в N, я выдал аванс в 4000 марок на покупку аппарата и столько же на подкуп караула.
Освальд обещал явиться ко мне через два дня на квартиру Мууконена.
О данном поручении я сообщил Розенталю и Бобрищеву, а к Освальду поставил наблюдение.
И выяснилось неожиданное: Освальд никуда не поехал. Просидел в своей квартира два дня и вечером явился на условленное место с аппаратом и снимками.
Я принял задание, поблагодарил и спросил:
— Тяжело было, а?
Он улыбнулся и, нагло взглянув на меня, проронил:
— Еще бы! На пулю шел.
Сославшись на переданное мне поручение дать ему новое задание, еще рискованнее, но зато оплачиваемое в сумме 500 долларов, я попросил его прибыть вечером в Бренде и ждать меня около кафе.
Я сообщил, что прибуду на моторной лодке.
Когда Бобрищев узнал о подготовленной ловушке Освальду, он сделал распоряжение «Коммунару» ожидать груза в районе Аренсгрунда.
Моторная лодка обогнула «опасные» места, пронеслась мимо крепости и взяла курс на Ревель. Освальд, Фишман и я сидели в каюте и вместо дела занялись выпивкой.
Фишман расхваливал Освальда, подливал в стакан коньяку и был навеселе.
Около полуночи мы сдали опьяневшего агента матросам «Коммунара». Его снесли на судно.
— Сдайте его в «особотдел» — приказал Фишман наклонившемуся за борт капитану.
— До свидания, товарищи! — воскликнула с борта группа матросов.
«Коммунар» взмылся винтами и пошел на восток…
Мы повернули обратно, к мигавшему в молочно-сером тумане плавучему маяку.
XIII
Прошло уже девять месяцев со дня моего прибытия в Финляндию, и все время «сопутствовал» успех…
Агенты сменялись новыми «номерами», предписания и различные приказы сыпались из центра ежедневно, и мой «оклад» поднялся до 20 000 финских марок. В ноябре меня внесли в списки комячейки при полпредстве, и я стал «своим», партработником. Через мои руки переходили иногда значительные суммы Мопра, Комитерна и IV отдела Генштаба РККА. В сентябре агент Коминтерна, курьер «Аркоса» Рольмгрен передал мне для передачи шведской компартии 250 000 крон, в октябре я переслал «магнату» эстонской компартии Анвельдту — 2 000 000 эстонских марок в Пернов, и, наконец, в ноябре 1 000 000 франков было поручено уплатить предъявителям мандата на имя Деграна, «комиссионера» Лионской шелковой мануфактуры. Так и было написано в приказе: комиссионеру Лионской шелковой мануфактуры.
Я посетил в первоклассном отеле представителя французской фирмы Леграна.
На столе образцы различных тканей, альбомы с отрезами шелка и бархата.
«Комиссионер» — упитанный, краснощекий, полный брюнет, носящий французскую фамилию по подложному паспорту, значился в списках иностранного отдела ВЧК под кличками «Сертинский-Бей», «Паша», «Инсаров» и «Тер-Акопов».
До большевиков его просто нарицали портной Моисей Зеленый, уроженец местечка З. Полтавской губернии.
Если Зеленый превратился в Леграна, то Рольмгрен насчитывал девять фамилий и на каждую имел паспорт, выданный «всемирным паспортным отделом» — ВЧК.
Этот курьер представлял интерес как «человеческий документ».
По словам самого Рольмгрена, он был до войны стюартом американской пароходной компании, потом чиновником полиции в Вест-Индии и к большевикам перешел в 1918 году, дезертировав из Экспедиционного корпуса, прибывшего на Мурман.
Вторично довелось встретить его через несколько недель при таких обстоятельствах: на одной из конспиративных квартир, куда меня срочно затребовал прикомандированный к резиденту представитель Особого отдела бывший лейтенант Миклашевский-Быстров, меня ожидало… общество.
Две дамы сомнительной репутации, Миклашевский, Муценек, Рольмгрен и молодой, подвижный, с интеллигентным бритым лицом брюнет, назвавшийся Нольде.
Последний на самом деле был агентом ВЧК, бывший офицер Дружеловский, прибывший нелегально из Берлина и намеревавшийся ехать в Ревель по делам «службы» и для свидания с женой, сотрудницей торгпредства. Я не допускал мысли, что толстая, накрашенная и вульгарная проститутка Фанни и ее подруга с лицом чахоточной прачки Люли состояли агентами лейтенанта.
— Итак, к делу, — начал Муценек, — вам, товарищ, надо приютить у себя на вилле приезжего товарища «Никольса». Он пробудет у вас дней пять, пока я не получу ответа от особоуполномоченного девятого района. Необходима абсолютная осторожность. Товарищ Никольс имеет при себе важные документы Коминтерна, и, вообще, его пребывание тут рискованно. Англичане напали на его след в Стокгольме.