Записки агента Разведупра

Устинова-Крамская (Фанни Абрамовна Бродская) осталась при бюро Бобрищева переписчицей и заведующей отделом заготовки документов. Натасканная Петровским, спецом по фабрикации фальшивок, Крамская блестяще оперировала различными химическими составами для подмывки подписей и снятия печатей.

Я видел однажды заграничный паспорт с семью визами, выданный 57-летнему латышскому подданному, «омоложенный» для курсанта германской компартии. От виз не осталось следа, но зато разрешение рижской полиции на въезд за границу носило свежесть краски.

Большинство паспортных книжек печаталось в бывшей Экспедиции заготовления государственных бумаг, в особом отделе, под руководством товарищей Гейнчика и Витольса. Образцы доставлялись консульствами РСФСР или же агентурой иностранных отделов ВЧК. Я знал случай, когда один городской советник, коммунист шведской партии, по паспорту болгарского происхождения, получил подлинную визу в английском паспортном отделе, где обычно устанавливалась подлинность документов.

Однако с этого паспорта Фанни Абрамовна сняла все данные о Радко Федоровиче и внесла имя Олафа Срема…

В связи с переходом отделов ВЧК, Мопра, Коминтерна и Региструпа в здание полпредства, на Бульварной улице, на Эспландной улице остался торгпред и хозяйственный аппарат миссии.

Надзирать за персоналом назначили коменданта здания Муценека и ему дали в помощники вечно пьяного и нанюхавшегося кокаином, бывшего матроса, друга Дыбенко — Петрова. Швейцары, истопники, прислуга и уборщицы, члены финкомпартии, получили экономом чекиста Клячко. На телефонную станцию назначили надежных «барышень» — товарищей Розенберг и Белякову.

Работа развертывалась в крупном масштабе.

Агенты Бергмана, Бобрищева, Муценека и Клячко посещали полпредство под видом просителей, поставщиков, полотеров, монтеров, обойщиков, столяров и т. п. Приходили с инструментами и без них.

Всех принимал Клячко или Муценек, а потом уже направлял по «номерам» комнат.

К Бобрищеву был самый трудный доступ.

Чтобы попасть в его этаж, надо было иметь три пропуска и личный вызов по телефону.

Из всей агентуры только некий финн, амнистированный смертник К., имел право посещать атташе без тройных пропусков.

Мне был воспрещен вход вообще в здание РСФСР.

Бобрищев горел работой, строил планы на будущее и под шумок занимался далеко не пролетарскими делами: кутил и копил доллары, иногда предлагая мне давать ему фиктивные счета на особой важности расходы — половину суммы он переводил на доллары и просил купить ему валюты.

Счет обычно представлялся в двойном или тройном размере, — таков был уже порядок, но только между своими.

Один счетовод торгпредства вздумал было примазать к счету лишнюю тысячу марок, но, уличенный в преступлении, подвергся отозванию в центр и угодил на Соловки. Взятки брали все. В торгпредстве партийцы-спецы, в полпредстве — консульские агенты и эконом Клячко. А сколько десятков тысяч финских марок гербового сбора, взимаемого с «прошений» возвращенцев, осталось в карманах товарищей секретарей — одним лишь им известно.

Осенью, когда Бобрищев вернулся с октябрьских торжеств, его ожидала неприятность. Полпред Черных вызвал его в кабинет и передал пожелание финского правительства об его отозвании из Финляндии.

Бобрищев вызвал по прямому проводу Тухачевского, потом послал шифровку Павлоновскому, ночью снова прямой провод, но тщетно. Центр просил сдать дела и выехать в распоряжение управления военагентами РСФСР.

Теперь стало ясно — финское правительство знало истинное назначение военного агента РСФСР, и его нежелательность в стране объяснялась раскрытием тайн пятого этажа.

Я узнал это поздно ночью от прибывшего ко мне Бергмана. Мы стояли перед важной задачей: бесспорно в финской агентуре были сведения о деятельности Бобрищева, но источника не знали.

— Если и меня тронет этот приказ, я, прежде чем уехать, расстреляю провокатора, — сказал Бергман в заключение, и от этого заявления мне стало не по себе.

— Всю агентуру Бобрищева надо уволить. Очень уж он доверял им. Нельзя ли узнать в Министерстве иностранных дел, откуда там сведения? — спросил он после минутного молчания и, взглянув на меня добавил: — Пятьдесят тысяч марок даю на это дело. Попробуйте подкупить кого-нибудь.

— Товарищ Бергман, тут не в деньгах дело, на очереди наши общие интересы. Я даю вам слово, что в ближайшие дни раскрою все и изобличу предателя. По-моему, это то же лицо, которое предало уже товарищей Розенталя и Сайрио.

— Его надо искать в мелкой агентуре.

— Нет, товарищ Бергман, эта рыба плавает в глубокой воде. Дайте мне срок несколько дней, и я приведу вам данные, от которых влетит и Бобрищеву и Розенталю, — сказал я.

— Кого вы подозреваете?! — почти вскрикнул Бергман.

— Товарищ Бергман, как вы думаете, может ли идейный коммунист, подпольный работник якшаться с агентами полиции, принимать их у себя на квартире и, скажу больше, считать себя женихом дочери «мясника»? — спросил я Бергмана.

— Если это в ваших интересах, то почему нет?! — воскликнул он, не понимая, очевидно, моего вопроса.

— А если наши интересы уже проданы? — спросил я.