Записки Анания Жмуркина

Шум голосов затих. Я смотрел на двух рабочих, молодых и прекрасно одетых. Они как-то смущенно и держа перед собой рюмки глядели на них. Эти рабочие не вмешивались в разговор, все время молчали и слушали, что говорили другие. По когда Исаев провозгласил тост за питерцев, они поднялись первыми и сказали в один голос: «Выпьем» — и крикнули: «Ура!» У одного, у которого светлая клинышком бородка и большие, тихие серые глаза, на руке, выше кисти, из-под манжета сорочки синел нарисованный якорь. «Моряк», — решил я. Второй был лет сорока, если не старше. На его широком и добродушном лице — ни бороды и ни усов. «Бреется часто и тщательно», — подумал я. У него черные глаза, блестящие, а нос широкий и немного красноватый. Подбородок тупой, раздвоенный. Первого звали Иваном Фомичом. Второго — Ильей Захаровичем.

— Говорят, святого старца утопили в Мойке? — смочив губы в красном вине, спросила Серафима Петровна и покосилась смеющимся взглядом на меня.

— Пуришкевичи и великие князья вряд ли теперь убийством старца остановят надвигающуюся революцию, — отозвался на вопрос Серафимы Петровны Семен Яковлевич.

— Оставим Распутина. Мир его поганому праху. Пусть раки кушают его на дне Мойки, — бросил Илья Захарович. — Лучше, — остановив взгляд на Исаеве, — Семен Яковлевич, расскажи нам, что произошло на Выборгской стороне. Ты, кажется, был в числе рабочих завода Барановского и ходил с ними на завод Рено?

— И ткачихи, вот они, — Семен Яковлевич показал взглядом на женщин, — были у рабочих Рено и, вместе с представителями завода Барановского призывали к забастовке… — ответил он. — О событиях на Выборгской знает весь Питер. Я удивлен, что вы, Илья Захарович, не в курсе событий. Да и ты, Ольга…

— Я опоздала, — отозвалась хозяйка. — Когда я пришла, район завода Рено уже был оцеплен казаками, полицией и жандармами.

— Мы ничего не слыхали, — удивился Прокопочкин. — Разве была забастовка в Питере? Тогда, Семен Яковлевич, введите и нас, бедных, в курс… — Он задержал плачущий взгляд на Игнате, Синюкове, а потом и на мне.

— Я в это время, Семен Яковлевич, находился на другом заводе, — пояснил как бы в свое оправдание Илья Захарович. — Завод, на котором я работаю, быстро присоединился к забастовке. О положении на Выборгской стороне мы узнали только в два часа ночи… от представителя Петроградского комитета.

Мы поддержали просьбу Прокопочкина и попросили Семена Яковлевича рассказать нам подробнее об этих событиях. Он в знак согласия кивнул нам головой и поднял выше рюмку.

— Выпьемте за предложенные тосты, — он первым опрокинул рюмку в рот.

За ним выпили гости, хозяин и хозяйка.

— Наш завод, как известно, прекратил работу раньше других, — начал Семен Яковлевич, как только все сели и стали закусывать. — Рабочие завода Рено не дали нам определенного ответа. Тогда… — Он запнулся и, подняв глаза на хозяйку и Карнаухова, которые разговаривали между собой, постучал лезвием ножа по тарелке, шутливо потребовал, чтоб выслушали его. — Два дня бастовали заводы Питера. Завод Рено не присоединился. Рабочие Барановского отправились к Рено, окружили завод и стали призывать рабочих к забастовке. Полицейские и жандармы набросились на рабочих. Последние камнями отразили их нападение. Градоначальник вытребовал из казарм, находившихся недалеко от завода Рено, два батальона пехоты. Солдаты тут же прибыли и открыли огонь из винтовок не по рабочим, а по жандармам и полиции. Жандармы и полиция в ужасе разбежались. Солдаты, перешедшие на нашу сторону, вызвали панику в правительстве. Председатель совета министров Штюрмер приказал командующему Петроградским военным округом немедленно послать казаков на подавление солдат и рабочих. Получив в свое распоряжение два полка казаков, градоначальник немедленно бросил их в бой. Казаки атаковали солдат и рабочих. Произошло кровопролитное сражение, и оно длилось несколько часов. Солдаты и рабочие были рассеяны только поздно вечером.

Семен Яковлевич вздохнул и замолчал.

Я, Синюков, Лухманов и Прокопочкин, затаив дыхание и не замечая гостей, смотрели на него. Из кухни вернулась хозяйка. Она поставила тарелку с шинкованной капустой на стол. За нею следом пришел и Арсений Викторович с шумевшим самоваром и водрузил его на середину стола. Хозяин и хозяйка подсели к столу. Семен Яковлевич положил шинкованной капусты на тарелку и просяще взглянул на хозяина, как бы говоря ему взглядом: «Друг, надо больше внимания уделять этим графинчикам. Они могут обидеться, если их не опорожнят». Арсений Викторович понял его взгляд, взял графин с настоянным на смородине спиртом и наполнил рюмку Исаева, а затем и остальные. В рюмки Прокопочкина, Володи и свою он плеснул из другого графина, в котором плавали, золотясь, лимонные корочки.

Синюков спросил:

— Казаки, выходит, победили? Как же они могли победить пехоту?

Семен Яковлевич выпил, поставил рюмку на стол, вытер батистовым платком колечки усов, бросил вилкой капусты в рот и сказал: