Записки арбатской старухи

Попробую вспомнить по порядку места нашего летнего отдыха до войны и самые яркие впечатления, которые либо помню я сама, либо мне о них рассказывали. Первые два года — Заречье, бабушка и Леня. Ничего не помню, но мама рассказывала, что я дружила с Леней, мы вместе ходили встречать стадо и загоняли нашу корову во двор. Первое слово «бык!» я сказала в Заречье. Леня пытался прокатить меня на козле, но козел сбросил меня и убежал. В 1934 г. мы жили на биостанции в Останкино. Там я увидела танец пылинок в солнечном луче и курицу с отрубленной головой, которая бежала по земле. Следующие два года мы проводили лето на биостанции в Кашире. Плыли туда на лодке вдоль высокого берега Оки с песчаным откосом. Потом нам помогали подняться наверх. Мы с мамой завтракали на террасе, где было холодно, и нужно было надевать берет на уши. Это было очень неудобно, т. к. ничего не слышно. На второй год среди лета я заболела в Кашире скарлатиной, заразившись от знакомого мальчика, который приносил мне землянику в горсточке. Я лежала с высокой температурой в темной душной комнате. Потом мы уехали в Москву, где я быстро поправилась. На следующий год сняли дачу в Немчиновке, близко от Москвы. У мамы был тромбофлебит, и она через день ездила на процедуры. Дача в Немчиновке была очень неудачная. Дом стоял около железной дороги, и, когда проходил поезд, земля на участке дрожала, а я бросалась в дом от страха. Но дача была недалеко от Сетуни, где жили наши родные, и мы с Паей или с мамой ходили к ним в гости и гуляли с бабушкой и Галей. Бабушка брала гамак, и мы все шли в ближний лес. Гамак считался необходимым атрибутом дачного отдыха, непонятно почему. Сидеть и лежать в нем было неудобно. Но гамак неизменно привязывался к деревьям, мы с Галей усаживались в него, а бабушка с Паей садились на землю и начинали свои разговоры. Потом бабушка нас с Галей угощала чем-нибудь, и мы возвращались домой.

Другие дачи снимали подальше от Москвы — в Софрино и Кратово. На даче нас встречал деревянный чуть сыроватый после зимы дом, новые запахи и комары. На Арбате я привыкла к тому, что ночью окна освещены с улицы, а на даче была полная темнота, которая меня пугала. В первые ночи на даче Пая оставляла даже зажженную свечку, которую не гасила, пока я не усну.

Мама всегда брала отпуск на один месяц летом и проводила его на даче. Мы с ней много гуляли по лесу, купались, если было где купаться. Мама называла мне растения, которые встречались в лесу, мы искали с ней ягоды и грибы. Иногда приносили Пае наш «улов», и она из двух-трех грибков готовила вкусный суп. Но эта прекрасная пора сменялась менее прекрасной: Пая брала отпуск на две недели и уезжала в Москву. Мама практически не умела готовить, каша у нее всегда подгорала, молоко убегало, все было невкусно. Мы обе ждали, когда Пая вернется, и ее возвращение было праздником.

Мама во время отпуска много читала. Она расстилала ковер на траве, ложилась с книжкой, а я пристраивалась у ее ног с игрушками. Помню, что в одно лето мама читала переписку Чайковского и фон Мекк. Она очень переживала эту историю и как-то рассказывала ее мне. Я очень хорошо запомнила выдержки из писем, которые вслух читала мама, но смысл их дошел до меня гораздо позже.

К нам на дачу приезжали гости по выходным дням. Часто посещал нас дядя Коля Кухарков, наш сосед по квартире и друг родителей. Он приезжал с корзинкой, в которой лежали вкусности для обеда, особенно ценные в периоды отсутствия Паи. Приезжал также Сережа. Однажды он привез тетю Зину [Зинаида Васильевна — см. «Родословное древо», с. 310. — Ред.] и познакомил ее с мамой. Помню, что Зина была в белой матроске с голубым воротником. Она мне очень понравилась.

Ни на одной даче у меня не было друзей-сверстников. За пределы участка я выходила только с взрослыми. Так что игры приходилось придумывать самой. Родители деликатно намекали, что многие дети из хороших семей играют на даче в индейцев, очевидно, они вычитали это из книг. Но я не представляла себе индейцев, и книжки про них не казались мне интересными. Гораздо больше занимали меня наши собственные кошки, которые жили в нашем доме и вместе с нами выезжали на дачу. У нас в подвале Арбатского дома была пекарня, где разводились мыши, поэтому без кошки нельзя было жить. В городе кошки ходили гулять на улицу через окошко на черный ход в туалете и регулярно пропадали. Мы брали нового котенка, которого поставляла нам наша прачка. На даче кошки дичали и начинали охотиться на полевых мышей, и я тоже охотилась, но на бабочек и неуков, собирала их, а потом выпускала. Папа привез мне сачок для ловли насекомых и расправилку для бабочек. Но мне жалко было прокалывать их крылья, и из меня так и не получился коллекционер-энтомолог.

На даче Пая иногда водила меня в кино, которое меня не очень занимало. Самое интересное было после сеанса: около кинотеатра продавали мороженое, и Пая мне всегда его покупала. Мороженое «формовали» в круглом станочке с выдвижным дном между двумя вафельками. До сих пор кажется, что вкуснее его не пробовала.