Записки беспогонника

Прошлой осенью Речица была взята нашими войсками стремительным обходным маршем раньше Гомеля, и потому немцы не успели ее сжечь. Мы прошли через этот большой город без остановки. На перекрестках стояли девушки-регулировщицы и направляли движение. А народу двигалось множество.

На запад и на север шли пешие части, ехали подводы и автомашины с грузами, переправлялась военная техника. Нас обогнало несколько танков, на которых сидели бравые молодцы в кожаных шлемах. Чувствовалось приближение фронта.

С этими танками произошло ЧП. Танкисты, проезжая мимо 3-й роты, предложили девчатам их подвезти. Две из них сели, на глазах у всех их силой втащили в люк танка, машины прибавили ходу, и только этих девчат и видели.

Похищение сабинянок очень обеспокоило меня и моего помкомвзвода Харламова. Мы приказали нашим девчатам идти вместе, строжайше запретили им отвечать даже улыбками на заигрывания солдат других частей, я шел впереди девчат, Харламов сзади них; ночевать мы стали останавливаться вместе с ними, причем сами укладывались поперек входной двери.

Вскоре после Речицы мы вступили в район сплошных дремучих лесов и болот, в край, никогда не находившийся под властью немцев. Тут во время войны было партизанское царство со своими законами и порядками. Жители редких деревень сеяли хлеб, разводили скот и кормили партизан — большею частью местных жителей. А партизаны жили по трущобам в землянках, но вреда немцам прочти не приносили — слишком страшна была немецкая месть. За каждого убитого немца эсэсовцы вешали десятки мирных жителей и сжигали деревни целиком — с женщинами, с детьми и со стариками.

Немецкие карательные отряды с пулеметами и пушками появлялись здесь трижды. Все три раза местные жители, вовремя предупрежденные тайными друзьями, успевали, захватив скот и кое-какие пожитки, скрыться в лесах. Все три раза немцы поджигали жилища, в первый раз хаты, во второй и в третий — наскоро сколоченные землянки.

Ночевали мы в этих местах прескверно. С невероятным трудом запихивали бойцов в землянки, случалось, бойцы проводили ночи сидя, за ночь их лапти не высыхали.

Однажды мне пришлось ночевать одному в крохотной землянке. Хозяйка с детьми спала на единственном топчане, а я примостился на двух квадратных метрах пола рядом с теленком, которого предусмотрительно повернул мордой к себе. Несколько раз я просыпался, когда теленок начинал жевать мою одежду, позднее я заснул и не услышал, как теленок повернулся ко мне хвостом и обкакал мои ноги.

Наконец мы выбрались из партизанского края и пришли в деревню Хуторок, уничтоженную только наполовину. Здесь мы остановились на три дня. Тут была оборудованная из землянки большая баня, которая топилась круглые сутки, пропуская проходившие воинские части. Мы помыли бойцов-мужчин, прожарили их одежду, помылись сами. Инна Константиновна мылась в одной группе со мной, а девчат помыть мы не решились. Ожидая очереди, стояли бравые бойцы гвардейской пехотной части и такими голодными глазами глядели на них, что мы просто испугались — ворвутся они в баню к ним, а мы защитить бедняжек не сумеем.

В трех километрах от этой бани находилась станция Жердь железной дороги Калинковичи — Витебск. Туда по приказу майора Харламова Тимошков отправил одно отделение 3-го взвода на разгрузку вагонов.

В этот час на станцию налетели немецкие самолеты. Издали я хорошо видел, как воздушные хищники по очереди пикировали на вагоны. Одна бомба попала в цистерну с бензином. Столб пламени с белым дымом поднялся на 300 метров, начался пожар с черным дымом, а самолеты безнаказанно улетели.

Мы узнали, что на станции погибли несколько человек, в том числе наш командир отделения, а двух бойцов тяжело ранило.

Это были первые жертвы войны в нашей роте. Командира отделения похоронили возле деревни. В его гимнастерке на изнанке бокового кармана обнаружили зашитую иконку, как раз в том же месте, где и у меня всю войну берегся образок Святого Сергия.

Близость к фронту чувствовалась на каждом шагу: на запад передвигались пехотные части. Автомашины целыми колоннами, все больше американские, ехали груженые в одну сторону, а пустые в другую. На западе беспрерывно и не очень далеко громыхало и ухало.

Майор Харламов, три дня где-то разъезжавший, приехал к нам и, собрав нас, командиров, объявил нам, что наш 74-й ВСО входит теперь в состав инженерных войск 48-й армии. Это весьма существенно. То мы были фронтовыми саперами и выполняли тыловые задания 1-го Белорусского фронта, а теперь для 48-й армии будем выполнять задания близ линии огня и даже, возможно, на нейтральной полосе и под огнем противника.

Майор Харламов потребовал от нас, чтобы мы сами подтянулись, отдавали бы честь офицерам, говорили бы так: «Командир взвода такой-то по вашему приказанию явился» или: «Товарищ командир такой-то, разрешите обратиться к такому-то» и т. д.