Записки беспогонника

Однако позднее немецкий воздушный разведчик, видимо, донес, что машины у нас двигаются не по ранее пристрелянной, а по новой дороге. Несколько снарядов упало там, где мы только что прошли, подбило сразу две полуторки. Один боец взвода Цурина отстал, и осколком мины его ранило в живот. Тут же недавно назначенный в помощь Чуме молодой фельдшер Мозоль его перевязал индивидуальным пакетом и отправил с сопровождающим на попутной машине в тыл.

Мимо нас проходила какая-то воинская часть. И как раз послышался вой приближающегося «Ванюши». Мы его не очень боялись, летал он медленно; если земля оказывалась изрытой, обычно все успевали спрятаться. А тут по сторонам дороги как раз так было перекопано, что и мы, и солдаты той части сразу спрыгнули в воронки, в ямы, в окопы и притаились.

А один их молодой лейтенант остановился и начал закуривать. Его буквально изрешетило осколками. Он был убит наповал.

Я видел, как подбежала к нему девушка-санинструктор их части, как с помощью солдат она стащила с него шинель, задрала гимнастерку… Она закричала, ее глаза наполнились слезами. Смерть любимого командира, неожиданная и нелепая, видно, страшно поразила его солдат, они стояли, как ошалелые, а девушка, поднимая мертвую, обезображенную совсем юную голову, плакала навзрыд.

Через несколько минут солдаты той части подошли к нам просить ломы и лопаты и начали копать могилу.

Я эту историю, как пример безрассудного ухарства, а вовсе не храбрости, иногда рассказываю.

Наконец тот немецкий пулемет был подавлен, третья линия траншей была взята и войска двинулись в прорыв. Повел и я с Цуриным наши 1-й и 3-й взводы. Теперь предстояло ходить подальше от родимых землянок, километров за шесть, и Пылаев разрешил нам ездить на подводах.

На следующий день село нас человек по 10 на каждую из них, я сел на козлы рядом с дважды орденоносцем Недюжиным, и мы отправились в путь.

По дороге нас стала обгонять кавалерийская воинская часть.

Ехали всадники молодец к молодцу, все на рыженьких лошадках, то шагом, то рысцой, позванивая уздечками. Вдруг возле одной нашей подводы некоторые из них остановились, остановили подводу, окружили ее. Предвидя недоброе, я застопорил весь наш обоз, подбежал к группе.

Лейтенант, сидя верхом, мне объяснил: все они на рыжих лошадях и наша одна лошадь тоже рыжая. А у них есть лошади других мастей.

— Так давайте меняться — вы нам рыжую, а у нас берите любую, — говорил он. Я выбрал гнедую, несомненно, покрепче нашей рыжухи.

Оба войска остались очень довольны обменом. Всадники пришпорили коней и поскакали догонять своих.

Это была конница генерал-лейтенанта Осликовского, свой путь начав с Кубани, они отправлялись в последний боевой поход. И они прорвались и ринулись в Восточную Пруссию, сея там жуткую панику среди мирных жителей, разрушая линии связи, взрывая железнодорожные и шоссейные мосты. Они с ходу проскакали через Алленштейн — второй по величине город Восточной Пруссии и, кажется, добрались даже до Балтийского моря. Но мне рассказывали, что немцы напустили на них какое-то количество танков и танки, гоняясь за рассеявшимися в разные стороны всадниками, причинили немалый урон.

Теперь вроде бы во всех армиях мира кавалерии нет, и кони — краса и гордость былых полков — вынесшие многие тяготы во всех войнах, начиная с незапамятных времен и исключая лишь последнюю, оказались малопригодными перед быстроходной техникой…

На следующий день нам пришел боевой приказ: мост через Ожиц взорван, немедленно приступить к строительству нового моста. В инженерной разведке был зам. начальника 1-го Отдела УВПС майор Паньшин. Он-то и послал к нам ординарца с донесением, что немцы отступают и строить мост можно в относительной безопасности.

Согласно приказу я продолжал со своими бойцами двигаться вперед, кое-где ровняя дорогу, расставляя указатели.

Мимо нас проехало несколько «студебекеров», груженных готовыми сваями, прогонами и насадками будущего моста, наверху сидели наши плотники, в кабинах я увидел Пылаева, Виктора Эйранова, Чуму, обоих парторгов — нашего и из ВСО — Ястреба и Проскурникова; из одной кабины выглядывал Пугачев, которому в тот день я завидовал больше всего на свете.

Пылаев остановился. Приказал Пурину взять свой 3-й взвод и два отделения моего 1-го взвода, мчаться во весь опор на подводах; отделение Монакова разместилось на «студебекерах». Все они будут помогать плотникам на подсобных работах и на разгрузке.

Ну, а я с дюжиной бойцов должен буду продолжать свой пеший путь — расчищать полотно, засыпать воронки и, сверяясь по карте, ставить указатели.

Вскоре порожние «студебеккеры» возвратились. В одной из кабин сидел Виктор Эйранов. Он остановил машину, сказал, что строительство моста началось, что ему поручено руководить вторым и третьим рейсами машин — возить лес для моста. Я спросил его — передал ли что-нибудь для меня Пылаев. Нет, ничего не передал.

Вскоре мимо нас проехали подводы с нашими придурками и девчатами, проехала кухня. Мы остановили ее, наскоро пообедали. На желудке стало как будто легче, а в душе было по-прежнему очень тяжело.