Записки беспогонника

Если бы, конечно, не приказ Сопронюка о Недюжине и конях, путешествие в коляске было бы очень приятным. Я сидел, развалясь, как некогда сиживал мой дед, погода стояла солнечная, теплая, начиналась весна. Мы ехали по Западной Пруссии, где население было смешанным — поляки и немцы. Последние в большинстве своем не убежали отсюда, и поляки их оберегали и даже прятали. Были ли злодейства с нашей стороны — не видел и не слышал, но о подобных поступках не рассказывается. А дома оставались целыми.

Путешествуя в коляске, я твердо решил и себе непременно добыть легкий экипаж и пару лошадей, притом обязательно белых.

По дороге нас обогнали танки, их было больше сотни, наверное, целый танковый корпус. Они мчались из Млавы на запад. Впечатление от мощных KB, наверху которых размещались молодцы воины, было большое; машины победно гудели, гусеницы скрежетали, за танками следовали грузовые машины. А потом впечатление смерклось, когда поехали машины легковые со штабным начальством и ППЖ этого начальства.

Расстался я в пункте Н. с Недюжиным и лошадками самым сердечным образом и на попутной машине догнал свою роту.

Пылаев меня выругал за то, что упустил кур, упустил овец и самое главное — упустил Недюжина с Соловьем и Коршуном и вообще ничего ему не привез, кроме двух банок варенья.

Оказывается, без меня рота занималась ремонтом и укреплением маленьких мостиков, раздавленных нашими танками, иногда строила новые мосты. Бойцы понимали, что работа эта не столь сверхспешная, как в дни начала наступления, когда танки и пушки задерживаются из-за недостроенного моста. И работали бойцы явно вполсилы. Пылаев все это мне высказал и добавил, что очень недоволен Литвиненкой; без меня он плохо командовал взводом.

Я, разумеется, обещал поднять дисциплину. Меня обеспокоило отсутствие Самородова, который выехал из Красносельца за день раньше меня. Вообще отыскивать свои воинские части было нетрудно, потому что везде на развилках и на перекрестках каждая часть ставила свои указатели со стрелкой. Наши указатели — «Хозяйство Елисеева-2» стояли повсюду. Почему же Самородов заблудился?

Через два дня он явился со своими бойцами на немецкой подводе и на немецких лошадях, а их шинели вместо воинских ремней были подпоясаны какими-то эрзацами. Оказывается, по дороге они забрались в немецкий хутор и стали там в присутствии хозяев шарить по шкафам и курятникам. Их накрыл какой-то лейтенант с солдатами и забрал, угрожая судом военного трибунала за мародерство. Их посадили в погреб, забрав коней, подводу, ремни и мою бутылку со спиртом. Но в ту же ночь они убежали. Самородов уверял, что все обойдется, так как допроса с них не снимали, не спрашивали их фамилии и из какой они военной части.

И еще Самородов мне рассказал, что в то же утро он с бойцами забрался в другой немецкий дом, конфисковал там пару лошадей и подводу, наверное, еще кое-что и вот явился в роту, как говорится, «цел и невредим».

Случай этот заставил нас впредь заниматься мародерством осторожнее, хотя тогда все воинские части второго эшелона занимались этим «позорящим советского воина» делом не менее рьяно.

Кстати, передислокация всего нашего 74-го ВСО из Восточной Пруссии связана была со скандалом в 1-й роте, когда их бойцы были задержаны как мародеры и новый командующий 48-й армией генерал-лейтенант Глебов отказался от всего нашего ВСО, то есть попросту нас прогнал. Так из армейских саперов мы вновь стали саперами фронтовыми, выполняющими те или иные строительные и другие работы по заданию штаба инженерных войск 2-го Белорусского фронта.

Продвигалась 2-я рота медленно, от моста к мосту. Пылаев продолжал посылать своего холуя Зимодру с двумя-тремя бойцами за разными «трофеями», но с предупреждением — брать только из пустых домов, а если встретятся немцы, относиться к ним повежливее и конфисковать у них лишь имущество, которое можно было назвать «военным», то есть лошадей и повозки.

Я спохватился, а у меня-то никаких трофеев нет, и еще я мечтаю о паре белых лошадей и коляске.

Однажды наша рота строила совсем маленький мостик, и я отпросился у Пылаева поехать в сторону километров за 15. Взял Литвиненко, Самородова, Кузьмина, еще кого-то, и мы поехали.

Тут деревень не было, а все хутора. Мы заезжали в хутора польские, спрашивали — где немецкие, и ехали дальше. К этому времени все пустые немецкие жилища были уже изрядно пообчищены, в шкафах и комодах оставалось лишь разное тряпье. Наверное, тут до нас действовали не столько наши военные, сколько местные поляки. В одном пустом доме я увидел ножную швейную машину и решил ее взять в подарок жене. И еще я увидел половник. У меня с женой в довоенном хозяйстве половника не было, а разливать суп столовой ложкой оказалось очень хлопотно. Дуршлаги, то есть те же половники, но с дырочками, до войны продавались всюду, а вот половник без дырочек мы нигде не могли купить. Взял я его и сунул в свой вещмешок.