Записки бездарного режиссера

– Я не дешёвка, чтобы работать за такие деньги. Я запрещаю вам использовать этот материал до тех пор, пока не получу положенный мне гонорар, – Мы поинтересовались, сколько же она хочет за это интервью, – Час моей работы на съёмочной площадке стоит десять тысяч долларов, а я с вами провозилась больше трёх часов. Вот и считайте.

Это была катастрофа. В такую ситуацию мы никогда еще не попадали. До этого ни одна звезда, о которой делался фильм, не брала ни копейки, понимая, что сам факт того, что о тебе снимают фильм и есть самая большая плата за твой талант. Я выгнал всех из комнаты и остался с Натальей Эдуардовной один на один. Находясь в стрессовом состоянии, я не помню, что ей говорил, какие аргументы приводил, но в конце своего монолога сложил деньги обратно в конверт, положил его перед ней и уходя сказал:

– Это всё, что мы можем вам заплатить. Решайте сами брать их или не брать, быть фильму или не быть. В любом случае это было самое запоминающееся интервью в моей жизни.

Через несколько минут она вышла. Снова улыбалась и шутила, как будто ничего не было:

– А вот и я. Гриша, ты же никогда не рисовал девушек в одежде! Я специально так оделась, видите, практически голая.

На ней действительно было полупрозрачное шифоновое платье. Григорий Потоцкий дрожащими руками установил холст и начал писать обещанный портрет. Он не использовал кисть, а зачерпывал краски мастихином, такой металлической лопаточкой и быстренько наносил ее на холст. При этом он постоянно что-то бормотал, то о ее неземной красоте, то о своем таланте, то о каких-то своих проектах, на которые она обязательно должна найти для него деньги. С первых мазков я понял, что коллекцию Потоцкого скоро пополнит еще один невостребованный «шедевр». И счастье его, что сидела Наталья Эдуардовна в стороне и ничего не видела. Неожиданно она прервала лепет Потоцкого и задумчиво произнесла:

– Представляешь, Гриша, никогда не загадывала такого желания за всю свою жизнь… Да, я хочу зарабатывать много денег… Понимаешь… Нет не зарабатывать, а получать! Получать деньги за восхитительную творческую работу, – а потом повернулась к сидящей в углу журналистке и, глядя ей прямо в глаза продолжила, – Кто-то же должен нести людям свет, а не только чернуху. Не рассказывать про клинические смерти, да про алкоголизм… Кто-то же должен оставить что-то светлое.

К этому времени Потоцкий решил, что портрет готов, и с гордостью развернул холст, чтобы Наталья Эдуардовна могла увидеть его творение. Финальная сцена из гоголевского «Ревизора» не передала бы всю полноту эмоций, которые промелькнули в глазах Натальи Андрейченко. И если бы не мы со своими камерами, то висеть бы этому «шедевру» на шее скульптора Потоцкого. Придя в себя после секундного шока, «Леди Совершенство» стала возле портрета и, глядя в камеру сказала:

– Поздравляю, это опять я! Красивая, восторженная, такая, как всегда, какой меня помнят…

Один в поле чудес

Зрителям, которые ещё в начале 90-х были подсажены на наркотик под названием «Капитал-шоу Поле чудес», трудно представить, что улыбчивый усатый обаяшка, щедро раздающий подарки, вовсе не так обаятелен и улыбчив. Что он, как и миллионы обычных людей, люто ненавидит свою работу и рад бы её бросить, но… Есть много «но», которые не позволяют ему это сделать. И он снова и снова, на пороге съёмочной площадки, незаметно для окружающих, нажимает кнопку «вкл» и на несколько часов превращается в милого балагура, а после команды режиссёра: «Стоп, снято!», также незаметно нажимает кнопку «выкл» и превращается в самого себя. С лица стёрта улыбка, парадный смокинг спрятан в шкаф, а усы снова обжигает любимая сигарета.

Работая над сценарием о Юрие Николаеве, я однажды утром обнаружил на своём столе записку от руководителя проекта: «Сегодня нужно срочно позвонить Якубовичу и договорись об интервью. Оказывается, он давно дружит с Николаевым». Я сразу вспомнил о блокноте нашего администратора. Это был волшебный блокнот. Я бы многое отдал, чтобы тайком, как секретный агент, перефотографировать каждую страницу или даже украсть его…

Спрятав в стол только что купленную мной бутылочку коньяка, администратор достал из портфеля тот самый истрёпанный блокнот, пару минут порылся в нем и, с наслаждением выводя каждую цифру, написал на листочке номер мобильного телефона Якубовича и протянул его мне. Леонид Аркадьевич снял трубку после первого же гудка. Он был просто душка – моментально согласился на интервью, смеялся, шутил, без колебаний дал номера мобильных телефонов своих редакторов и администратора и пообещал, что сам договорится о пропусках в Останкино:

– Как только приедете – сразу звоните мне. Все порешаем.

Москва встретила нас промозглым ветром и колючим снегом. Я набрал номер Якубовича, но услышал в трубке совсем другого человека – он был груб, немногословен и раздражителен:

– Какая ещё съёмочная группа? Какой к черту Киев? Какое интервью? Вы бы ещё раньше позвонили!…