Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография

Я оглядела Машку и увидела, что та вся покрыта липкой зеленой пылью, впрочем, и сама я была не краше.

Вот почему девочка кашляла, а у меня першило в горе и чесались глаза: нас обсыпало едой для кур!

– Ну прощевай, – кивнул шофер, – мабуть, ищо свидимся.

Он влез за руль, включил мотор и завопил:

– «Буря, ветер, ураганы, нам не страшен океан…»

С ужасающим хлюпаньем колымага двинулась вперед. А мы с Маней поплелись на речку смывать комбикорм.

Но не зря говорят, что человек ко всему привыкает. На следующий год я уже вполне споро управлялась с ведрами, не боялась соседской коровы, отгоняла палкой противных индюков, ловко полоскала на речке белье. Перестали меня пугать и хозяева. Дело в том, что дед пил до положения риз. Мне, никогда не жившей с алкоголиками, сначала было жутко наблюдать за жизнью супружеской пары. Дедок, приняв на грудь, начинал бегать за бабкой с топором и вопить:

– Ща убью заразу, усю мне жизню покалечила!

Старуха орала и уносилась по грядкам вдаль. Я пугалась безмерно, хватала Маню, Снапа, Клеопатру и удирала за околицу. Там я отсиживалась около часа, а потом кралась назад, до дрожи боясь разбудить деда, спавшего прямо на земле, в лопухах. Но потом пришло понимание: это у них ритуал такой, игра в догонялки.

Поэтому на втором году нашего пребывания в Глебовке я спокойно наблюдала, как дедок носится за бабкой вокруг избы, размахивая над головой колуном.

Один раз они устроили свои гонки, когда я пила чай. Вдруг раскрылась дверь, бабка влетела ко мне и шмыгнула под стол. Через секунду на пороге возник дед с самым безумным видом и заорал:

– А ну все на …. зарублю на …. вылазь …!

Я топнула ногой:

– Пошел вон с моей половины! Я деньги за лето заплатила и хочу жить спокойно! Ступай к себе, там и безобразничай!

Дед попятился:

– Ладно, ладно, ты, Грань, не сердися, уже убег!

Чуть ли не на цыпочках дедок вышел во двор. Несмотря на пьянство и вздорный характер, он был честным человеком. Раз жильцы деньги заплатили – пусть отдыхают.

Бабка, кряхтя, выползла из-под стола. Я угостила ее чаем с мармеладом. Старуха скушала пару чашечек и вдруг сказала:

– Знаешь, чаво мой бузит? Ревнует! Твой муж тихий совсем, ученый человек, а квелый. Мой же хоть и дурак, да любит меня. Вона как с топориком носится, по молодым годам и прибить мог, я вся синяя ходила, чистый баклажан!

В ее голосе слышалась откровенная гордость и жалость ко мне, которую муж так не любит, что даже не бьет по субботам.

Много интересного пережили мы в Глебовке. На третьем году нашей деревенской эпопеи у соседей случился пожар. Как на грех, именно в этот день бабка отправилась на рынок торговать картошкой, а дед получил пенсию и удрапал в магазин за бутылкой.

Когда занялась соседняя изба, я перепугалась настолько, что вылетела во двор в одной майке, забыв надеть юбку. Огонь полыхал вовсю. Жители деревни сбежались и молча стали наблюдать за происходящим. Никто из них не схватил ведра с водой и не полез выносить вещи. В огонь кинулись лишь Кеша и Леша, муж второй бабкиной дачницы, моей хорошей знакомой Гали. Она вместе с супругом и дочкой Катей жила у старухи на огороде, в сарайчике.

Кешка с Лешей повыбрасывали наружу что сумели, вытащили холодильник, телевизор и бросились спасать бабкин дом.

Сын залез на крышу, Алексей подавал ему ведра с водой, мальчик поливал крышу и стены, огонь вплотную подступал к нашей избе. Я металась от колодца с ведрами, забыв про то, что ношусь полуголой, Маня и Катя, совсем крошки, вытаскивали на всякий случай все вещи из избы… У нас не хватало ни рук, ни ног, а деревенские спокойно лузгали семечки.

– Ща рванет, – сказал один из мужиков, – тама у Надьки баллоны с газом.

Не успел он вымолвить эту фразу, как раздалось оглушительное «ба-бах». Крыша избы подлетела вверх, я с ужасом увидела, как ноги Аркашки взметнулись к солнцу. Потом оцинкованное железо хлопнулось назад, Кеша, непонятным образом удержавшийся за трубу, заорал:

– Леха, рой вокруг дома яму!

В общем, часа два мы отбивали избу у огня и победили. От соседского дома остались страшные черные головешки, наша «дача» стояла в целости и сохранности.

Переведя дух, мы оглядели друг друга. Галка, вся в пепле и саже, в разорванной кофте, Машка и Катя, похожие на чертенят, босые и мокрые с головы до ног, Кеша, всклокоченный, порезавший руки о крышу, Леша с рассеченным лбом, Снап, абсолютный терьер-негр, Клеопатра в песке и я без юбки, с обезумевшим взором.

С трудом успокоившись, мы сбегали на речку, вымыли кое-как детей, ополоснулись сами, отстирали там Снапа, Клеопатру и Галкину кошку по имени Симка, а потом решили попить чаю.

Но не успели мы разлить его по чашкам, как раздался дикий треск. В полном ужасе вся компания вылетела во двор. Мне с перепугу показалось, что теперь загорелись другие соседи, живущие слева, но перед глазами предстала иная картина. Забор повален, а в огороде стоит пожарная машина.

– Эй, девки, – заорал один из работников брандспойта, – где тута горит? Вызов пришел из вашей Глебовки.

Я без сил опустилась на крыльцо.

– Уже все погорело, – сообщил Леша.

– Два часа назад, – уточнил Кеша.