Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография

Ванну я потом оттирала год. Снапун испортил нам все постельное белье, пледы и мебель. Линять он перестал этак месяцев через шесть. После каждой мойки его шерсть принимала другой оттенок и в конце концов стала розово-голубоватой. Люди на улицах замирали при виде Снапа. Одним словом, мы добились потрясающего эффекта и даже поразили в самое сердце очень противного соседа, настоящего сноба, проживавшего на шестнадцатом этаже. Он был то ли дипломат, то ли сотрудник Внешторгбанка, короче говоря, принадлежал к элите, регулярно выезжавшей за границу. Если мы сталкивались с ним в лифте, он, не здороваясь, отворачивался к стене. Всем своим видом он давал понять: вы мне не ровня, странно, отчего живете в этом доме. Но у него имелась собачка, и однажды сердце ее владельца не выдержало, не успели мы с фиолетовым Снапом войти в лифт, как сосед сквозь зубы поинтересовался:

– И что же это за порода такая?

Пока я соображала, что ответить, Александр Иванович мгновенно выдал:

– Шотландский горный терьер.

Я закашлялась. Интересно, есть ли в Шотландии горы? А если все же они существуют, то что делать там маленьким, криволапым терьерам?

Но сосед принял сообщение за чистую монету и удивленно пробормотал:

– Первый раз встречаю такую породу.

Александр Иванович, сохраняя на лице самое серьезное выражение, ответил:

– А он один в Москве, мы не смогли в столице пару ему подыскать, придется в Великобританию на свадьбу лететь.

Меня душил хохот, но сосед после этой беседы зауважал нас чрезвычайно и начал любезно раскланиваться. Как обладателей элитной собачки, мы были им моментально причислены к кругу людей, достойных общения.

С рождением Маши перед нами встала глобальная проблема, где проводить лето. Ежу понятно, что оставлять ребенка в загазованной Москве нельзя. Аркашка и Димка отправлялись на море в пионерлагерь «Орленок», но Машка-то крохотная! Дом в Переделкине уже отобрали, требовалось снять дачу.

Сначала я побегала по писательскому поселку, но вскоре поняла, что снять там дом на лето нам совершенно не по карману, следовало найти что-то подъемное по цене. И оно нашлось в деревне Глебовка, расположенной в семидесяти километрах от Москвы.

Несмотря на относительную близость к столице, это был настоящий медвежий угол: ни газа, ни водопровода, ни канализации. Хозяева отдали нам крохотную пеналообразную комнатушку с двумя кроватями и не менее маленькую верандочку. Сами понимаете, что Александр Иванович мог приезжать только на субботу и воскресенье, я оказалась в деревне одна и поняла, что никогда не знала трудностей, во всяком случае, бытовых. Для начала возник вопрос: «Как привезти воду?» Ближайший колодец был у ворот, но оттуда мы доставали полведра песка, поэтому за водой ходили далеко в колодец на пригорке.

Хозяйка милостиво разрешила мне пользоваться огромной пятидесятилитровой емкостью.

– Нальешь в бидон воды, – объяснила она, – поставишь его на тележку и толкай себе помаленьку.

Усвоив теоретическую часть, я отправилась к колодцу и тут же поняла, что практика очень часто расходится с научными знаниями. Впрочем, первую часть операции я выполнила без проблем, примерно через час, наполнив алюминиевый бидон, поддела его крюком, поставила на колеса и, толкая тележку за длинную ручку, еле-еле добралась до того места, где начинался спуск с пригорка.

Тяжелую повозку поволокло вниз, я полетела за бидоном, словно былинка. Разогнавшись, «водовозка» сломала плетень, пронеслась по грядкам и врезалась в дом. Я вломилась в стену и вся покрылась синяками.

Хозяйка, тихо матюгаясь, починила забор и восстановила порушенную плантацию.

Через пару дней я, учтя печальный опыт, решила не толкать тележку, а тащить ее за собой. На верху пригорка ручка поддала мне под зад, и я въехала в стену дома верхом на баклажке. Теперь синей стала еще и спина.

Хозяйка, увидав снова поваленную изгородь, обозлилась и отобрала у меня «водовозку» со словами: «Экая ты безрукая».

Пришлось носить воду в ведрах, что тоже у меня получалось плохо, руки выламывались из плечей, а поясница немела.

Не меньшим испытанием был и поход в туалет, причем не только для меня. Самые настоящие страдания испытывала кошка Клеопатра. Наша киска существо аккуратное, дома исправно пользовалась унитазом. Просто запрыгивала туда, а потом подходила к хозяйке, кратко сообщая: «Мяу».

И я знала, что следует пойти спустить воду. Попав в Глебовку, Клепа сначала мирно спала на терраске, а потом принялась бегать между комнатой и верандой. Я, поняв ее проблему, распахнула дверь на улицу и велела:

– Ступай под дерево.

– Мяу, – нервничала киска.

– Мяу тут в огороде, – попыталась я втолковать кошке, но та, чуть не плача, металась по избе.

Тогда я, взяв ее на руки, оттащила к зеленой будке и посадила около дырки в полу.

– Вот, пожалуйста! Мяу!

Клеопатра обозрела пейзаж, потом глянула на хозяйку. В ее чуть раскосых зеленых глазах плескался откровенный ужас. Кошка посидела пару мгновений молча, а потом с возмущением заорала:

– Мяуууу?!