Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами

Все эти, казалось бы, предельные случаи определения книги призваны продемонстрировать, что оно, определение, нуждается в расширении и дополнении. Джоанна Друкер отмечает, что все прочитанные нами книги, даже самые заурядные, уже содержат в себе нечто скульптурное, потому что существуют в пространстве и материале. Произведения искусства в виде книг, казалось бы, являют собой отрицание передачи содержания текста, но часто даже усиливают его, а то и передают, но по-своему. Знаменитый «A Humument» (это название можно истолковать как гибрид двух слов humanity и monument, то есть «памятник человечеству») Тома Филипса представляет собой незавершенное произведение искусства, выстроенное на фундаменте книги «Человеческий документ» полузабытого сейчас писателя Викторианской эпохи Уильяма Мэллока. Филипс разрисовывает, разрезает и делает коллажи из печатных страниц, оставляя на них фрагменты текста, из которых создает забавную, сюрреалистическую, подчас и непристойную противоположность обычному нарративу. На первый взгляд Филипс уничтожает оригинал книги ради создания собственного произведения искусства. Но, по его же словам, он преисполнен уважения к форме книги и следует им же изобретенным правилам, которые никак не вредят ее оригинальной идентичности. Среди них, например, есть такое: «Не менять места страницы. Я строго его соблюдаю. Изменений мало, но каждое из них находится точно там, где я задумал». Сам «А Humument» несколько раз публиковался отдельной книгой, и стал источником вдохновения для других экспериментов с вырезками из материальных романов. (Как указывает Адам Смит, это превратило исходную, когда-то малоизвестную книгу «Человеческий документ» в предмет коллекционирования с соответствующей ценой.) Произведение Джонатана Сафрана Фоэра «Дерево кодов» (2010) получилось из абзацев и предложений, вырезанных из текста другой книги - повести Бруно Шульца «Улица Крокодилов» (заглавие Фоэра, как видите, представляет собой вырезку из названия Шульца), да есть и другие книги-объекты, которые играют с привычным расположением текста на странице. С любопытством и даже не очень вежливо в беседе с историками книги Адамом Смитом и Джилл Партингтон Филипс особенно напирал на цифровую форму своей работы. «Не теряем ли мы чего-то с приложением?», «Вам не нравится бумага?», «Вы считаете, это особый вид книги?» - не отстают ученые. «Сейчас не времена Гарри Поттера. Это не волшебная книга», -отвечает художник, явно отрицая материальное обаяние своего книжного искусства.

Отношение «А Humument» к книгам и своей собственной книге-основе парадоксально: она надстраивает, перекраивает, вытесняет и оживляет свою предшественницу. Она продолжает долгую историю книг как трехмерных объектов с технологиями, шагнувшими за пределы плоской страницы. Книг, которые побуждают читателей взаимодействовать с собой, а не просто переворачивать страницы. Подвижные диски, так называемые volvelles, начиная с XVI века вставлялись в высококачественные книги по астрономии, шифрованию и математике. Книга «Обозрение микрокосма», выпущенная Иоганном Ремеллином в 1675 году, позволяла своим читателям воспроизводить процессы разрезания и изучения, потому что имела многослойные бумажные вставки, изображавшие устройство человеческого организма: кожу, мускулы, артерии, кости. Похожие подвижные картинки и вкладки, которые можно было поднимать, чтобы посмотреть то, что находится за ними, стали популярны в XIX веке, а в начале XX одновременно с появлением кинематографа в употребление вошли книги, которые можно было быстро пролистывать, создавая иллюзию движения (по-немецки они забавно назывались Daumenkino, или «кино с большого пальца»). Были книги, которые читатели могли резать. Французский монах-францисканец Кристоф Лебрюйер составил список всех мыслимых грехов, в которых несчастный (или всеядный) читатель мог бы покаяться, в своей книге «La Confession coupee» (1677). Название каждого греха было написано на отдельной полоске бумаги, которую можно было поднять -наподобие наших листков Post-it, - записать на ней грех, чтобы рассказать о нем священнику на исповеди. Чем-то - без сомнения, еретическая мысль - это напоминает мне детские книжки с горизонтально разрезанными страницами, перелистывая которые можно получать самые причудливые картинки: животное с головой слона, телом кота и лапами утки. Она же является предшественницей современных концептуальных книг, как строки сонетов у Раймона Кено, перемешивая которые можно получать сколько угодно поэтических комбинаций - «Сто тысяч миллионов стихотворений» (1961).