Записки блокадницы

В Балтийске, откуда на Косу можно было попасть на катере, оставалось еще много разрушенных зданий. Одно из них выходило на площадь, где стоял памятник Вильгельму, основателю Пилау — так при немцах назывался Балтийск. У этого дома уцелели лишь стены, а внутри все было разрушено. И на его стене на высоте третьего этажа кто-то написал:

Чтоб обосрать морскую славу,
Какой-то х… создал Пилау.

И стрелка указывала на памятник. Причем эта надпись выполнена была вполне профессионально. Не знаю, но весьма сомнительно, что ее сделали по инициативе политотдела флота. Меня же поражало — как туда «художники» смогли забраться.

На Косе на берегу моря была рыбацкая деревня, в которой жил один дед. Я познакомилась с ним таким образом. Плита, сделанная Тимой, коптила, и я вытащила кастрюли на улицу, чтобы оттереть их песком. И не заметила, как рядом на скамейке появился этот дед. Он спросил:

— Дочка, ты что здесь, с папой?

Не желая вдаваться в подробности, я ответила:

— Да.

— А откуда ты?

— Из Ленинграда.

В то время Ленинград имел героическую репутацию, и дед проникся ко мне симпатией и сочувствием. У большинства окружающих ленинградцы пользовались уважением.

На следующий день я по бетонке отправилась к нему в гости за три-четыре километра. Рыбацкая деревня состояла из немецких домиков желтого цвета с красными кирпичными крышами. В подобных домах жили и наши дивизионные. С дедом жили его жена и взрослый сын, который работал рыбаком в артели. Меня накормили, конечно, рыбой жареной и копченой, напоили чаем. Деда я еще навещала не раз. Как-то он предложил купить свежевыловленных угрей. Лешка Воробьев сразу заявил, что он с ними возиться не намерен. А Тима сказал:

— Давай бери.

Мы с Райкой Воробьевой взяли сумку, закрывающуюся на молнию, и пошли за рыбой. Дед кинул нам в сумку угрей, мы сумку застегнули и направились домой. И пока мы шли, угри колобродили в сумке и даже нагнали на Райку страх, так что она предложила:

— Давай оставим их на дороге.

— Ну да, что мы, зря деньги тратили?!

Сумку оставили у нас в кухне, а угри утихомирились только на следующий день. Тима их почистил, я порезала, так куски и на сковородке при жарке топорщились. Зато какая вкусная оказалась рыба!

В рыбацкой деревне магазина не было, так дед приходил в наш за хлебом, но не всегда удачно. За хлебом всегда выстраивалась очередь, и его быстро разбирали. Поэтому я стала покупать хлеб и на него. Как-то завезли растительное масло, и Лена Сидоровская мне продала трехлитровый бидон. К неописуемой радости жены деда, я поделилась с ними. Так бабуся снабжала меня уже жареной рыбой. А еще когда тетя Аня прислала ленинградские папиросы — «Беломорканал», «Звездочку» и две пачки «Казбека», то «Звездочкой» я угостила деда. Он меня так благодарил! «Беломорканал» и «Казбек» скурили Тима с Сидоровским.

А один раз дед всучил мне огромного судака. Нести его у меня сил не было, так что я его волокла по бетонке. Тем не менее я так с ним умаялась, что решила оставить его на обочине. Нет, вернулась, подобрала и все-таки дотащила до дома. И, конечно, была вознаграждена за свои мучения. Кстати, поскольку я тащила судака по бетонке, он практически был очищен от чешуи. Так что благодаря деду на Косе мы рыбы поели вволю. Тем более что Тима и сам часто рыбачил удачно.

Молодые летчики тоже стали обзаводиться семьями. Женился Иван Давыдов, потом Николай Елиферов. Он привел к нам свою молодую жену Иру — знакомиться. С ней мы стали подругами.

Потом холостяки со второго этажа предложили нам поменяться — мол, у них комната большая, а им это ни к чему. Они не топили, а спали одетыми в теплых куртках. Поэтому, когда мы начали топить, смежная с коридором стена покрылась плесенью, а постеленный на пол огромный ковер, привезенный Тимой из Германии, намертво прилип к паркету. Это произошло потому, что паркет был положен на гудрон, который в тепле растаял и полез под ковер через щели в паркете. Так ковер был безвозвратно испорчен и, к сожалению, утрачен.

Ася Тургенева узнала, что освобождается комната Молодцовых, которые уезжали в Ленинград в связи демобилизацией. Она договорилась с ними, что ключи от комнаты они отдадут ей, и организовала наш туда переезд. Там мы разместили все привезенное Тимой из Германии имущество: диван, трюмо, два плетеных кресла, шкаф (какая-то немыслимая коробка), ковер на стену и три картины маслом. Диван Ася поставила рядом с буржуйкой и объявила, что будет приходить сюда отдыхать от своей своры, которая вечно хочет жрать.

Мы переселились, а Тиму наказали, посадив на «губу» за самовольный переезд. Позже начальник базы подарил нам большой письменный стол, два стула и дровяную плиту. Немецкая железная плита на ножках имела две конфорки и духовку рядом с топкой. Одна конфорка находилась над топкой, а другая над духовкой. Начальник базы прислал матросов, которые принесли плиту, установили ее и опробовали.