Черкес молодойНа коне катался,Кинжал золотойНа боку болтался.Припев:Ойся, да ойся,Ты меня не бойся,Я тебя не трону,Ты не беспокойся.Черкес молодой, чернобровый.У черкеса кинжал новый,В грудь вопьется,По кинжалу кровь польется.Припев.Ну, вот. Мама уже приготовила и обед и ужин, а у нас еще конь не валялся. Хором отвечали:
— Пыль никуда не денется, полежит до следующего раза.
Вечером с таким же концертом собирали папу в театр или кино. Он играл, а мы под музыку натягивали на него рубаху, пристегивали запонками к ней воротничок и манжеты, повязывали галстук, искали его носки и баретки. Мама его, а не он ее, водила в кино или театр. Так что с горем пополам собрали на выход, и готов. И когда двери за ними закрывались, бабушка их вслед крестила, и сама крестилась, и, облегченно вздохнув, говорила, не зло, а с любовью:
— Вот ведь трепач ярославский!
Мы начинали реквизит убирать, порядок наводить и на завтра в школу портфели собирать. Я еще гладила одежду. Это я описала один воскресный день, а они были разнообразными. Так мы жили и папу с мамой очень любили.
2.3. Праздники
Сейчас я ночью плохо сплю —В воспоминаниях живу.Былое как бы вновь переживаюИ детство и юность вспоминаю.Не знаю кто как, а я как-то бездумно жила —Что день грядущий преподносил,То и принимала и счастлива была.Жила, жила, не тратя дум и сил.Но это было так давно, в другом веке,В другом тысячелетии, в другой стране,Где больше было доброты в человеке,И все прекрасным казалось мне.Вот сейчас в праздничные дни,Которые вспоминают одни старики,Хочу о прошлом рассказать,Как приходилось праздники справлять.Я в ноябре и мае на демонстрацию ходилаС мамой вместе, в ее рабочем коллективе.Цель была — до площади дойтиИ по ней мимо трибун пройти.Лозунги и транспаранты пронести,Нашим правителям прокричать «ура»,А на транспарантах была хвала.Пока колонны по улицам шли,В их рядах всегда веселье было —Пели и плясали, и музыка играла.И на автомашинах рядышком еду везли,Чем-то вкусным угощали.Площадь пройдя, колонны по двум путям направлялись —Одни на Халтурина, на Марсово поле выходили,Другие по Мойке на Конюшенную, а тамПо городу толпа растекалась,А мы всегда на Мойке, дом восемь, оставались.Там дядя Яша холостяком проживалИ очень дружелюбно всех у себя принимал,Там вся родня двух ветвей встречалась,Которая даже между собой не общалась.До вечера там праздник гуляли,Вечером на фейерверк на Мойку выходили,Там всегда народу много было,С каждым залпом «ура» кричали,Свою радость выражали.2.4. Дачи довоенные
1927 год, Стрельна.
Из жизни в Стрельне помню лишь один эпизод по рассказам взрослых. Мне тогда было восемь месяцев. Гуляя как-то, я начала требовать:
— Лени, лени!
— Что это она хочет?
— Да она хочет сесть на оленя, — пояснила Ольга Редькина, которая была лет на семь-восемь старше меня. — Я сажала ее.
Когда взрослые увидели этого оленя, то ужаснулись. Мало того, что он был высоким для ребенка возраста Оли, он еще и помещался на каменном постаменте. Поэтому удивительно, как она меня не уронила. А где же были взрослые, когда Оля сажала меня?!
* * *
1928 год, Мартышкино.