Записки брюзги, или Какими мы (не) будем

Главной темой новейшего российского времени стала идея о том, что все можно купить. Поэтому любовь в сегодняшней России не исчезла, но кристаллизация стала проходить реже. Ценность любви в массовом сознании уступила место материальным ценностям. Неконвертируемость любви в эти ценности не столько девальвировала ее, сколько вернула в Средневековье. Если все продается, то покупать нужно лучшее. Если появляться на людях с женщиной (с девочкой, с мужчиной, с собачкой) – то с самыми крутыми. «Подруга-модель» («муж-банкир») стало важно. Чуфффства – нет. О чуфффствах – то есть о том, что вне рынка – стало принято говорить иронично: ведь кто вне рынка – тот лох. Хозяин жизни должен быть богатым, крутым, циничным, желательно со стоящим членом, что, впрочем, гарантируется благодаря фармакологии. Но на чувства фармакология не ориентирована.

Я не говорю, что деньги убивают любовь. Я даже знаю истории нескольких сильных, сжигающих страстей, начинавшихся с секса за деньги. Но трансформация субъект-объект решительно меняет проявления чувств.

Поговорите со школьными учителями. Пятнадцатилетний влюбленный мальчишка, рядовой персонаж восьмидесятых, сегодня практически исчез, хотя осталась пятнадцатилетняя влюбленная (в актера, в участника реалити-шоу, во фронтмена бойз-бэнда) девчонка. Поговорите со студентами – они расскажут, как часто слышат от однокурсниц: «Ты милый, хороший, но, прости, ты не можешь сводить меня в ресторан, покатать на дорогой машине и пригласить за границу».

Девочки ищут состоятельных мужчин, мужчины ищут спутниц с модельной внешностью, отсутствие результата в поиске отчасти компенсируется базой знакомств mamba.ru.

Время первой любви отодвинулось; все больше тех, кто впервые влюбляется, уже состоя в браке и родив ребенка – им в голову не приходило, что брак должен быть основан на любви. Все больше тех, кто действительно считает любовь игрой гормонов, и даже в игре гормонов видит расчет, и этот цинизм поощряется всеми вертикалями – что власти, что культуры. Вы знаете хоть одного политика, способного сказать, что горизонтальная, прорезаемая нечастыми шпилями небесная линия Петербурга, какой больше нет нигде в мире, заставляет плакать белыми ночами, и что ради любви к этой линии и этому городу можно отдать все бюджеты, небоскребы и «Газпромы»? Господи, да любая Матвиенко ради денег застроит хоть Неву – вопрос только в сумме. Вы знаете хоть одну современную хорошую книгу, где речь шла бы просто о любви? Сорокин, Пелевин, даже последний Лимонов – все они не о том, и во всей современной литературе любовь, похоже, испытывает лишь один дореволюционный детектив Фандорин, и то его страсть меркнет на фоне криминальной интриги.

Проблема, однако, в том, что возвращение в глухую темь Средних веков после революции, утвердившей отвергающую самосохранение любовь как высшую ценность, идет с большим скрипом.

Тоска по любви, по чувству, не знающему, что такое деньги, крутизна, гламур, VIP, фейс-контроль и фэн-шуй, такова, что нет-нет, да и бьет в самом неподходящем месте. Ошеломляющий успех «Тату» был основан не на музыке и не на образе малолетних лесбиянок, а на песенках, каждая из которых сочилась кровью дикой тинейджерской любви – до побега из дома, до вскрытых вен.

Ну, значит, будет пробиваться любоффф где-то там травой сквозь асфальт. Пока не раскрошит.

Я даже не хочу писать глупости, что за высоченными заборами в Репино или Горках-9 растут-де поколения, которые отвергнут ценности отцов. Я и самих отцов со счетов еще не сбрасываю.

Вот, допустим, жил полтора века назад демократ, помещик и стихотворец Некрасов, описывал горестную долю народа нелепым для ямбической культуры трехстопным размером. А под конец жизни забыл вдруг и про ценности демократии, и про долю, и раскрошил дактиль до размера свободного стиха:

Зина, столько уж дней, столько ночей
Сердце мое разрывается…

Чернила, говорите, в вашей персональной чернильнице высохли? Ну-ну. Доживем до смертного одра – тогда и поговорим.

Pulse St. Petersburg, 2007

Соблазненные и соблазнители

Каждому российскому спортсмену – гореть в аду. Обещаю. И чем знаменитее – тем злее будут черти и жарче пламя.

Гореть всем: от футболиста Леши Смертина, с которым интересно говорить о поэте Иосифе Бродском (а не только о футболе) – до фигуристки Ирины Родниной, которую лично я люблю за ум, отчаянную стойкость и иронию, которая отличает ее, даже когда она участвует в благоглупостях от «Единой России». От милейшего Андрея Аршавина до страннейшего Евгения Плющенко (он-то участвует в партийных благоглупостях всерьез).

В России они – соблазнители детей и вообще малых сих, грех их велик; сейчас объясню.