Читаем Записки бродячего врача полностью

– Ты знаешь, мой чин – капитан. Капитан Армии обороны Израиля в отставке (что на самом деле чистая правда). Я собираюсь злоупотребить моим превосходством в чине (по-английски это звучит так: I gonna pull rank on you). С этого момента ты будешь делать то, что я приказываю, и то, что велят тебе делать медсестры. Ты будешь менять позицию в постели часто и будешь лежать на брюхе столько, сколько выдержишь. Ты будешь есть что дают и пить таблетки. И, что особенно важно, ты выбросишь всю дурь из головы. Это твоя часть работы, остальное мы для тебя сделаем. Team effort! (Работаем командой!) Understood?! (Понял?!)

Пациент сделал попытку распрямить спину (трудно распрямить спину, лежа в больничной койке), втянуть живот (полная неудача) и развернуть носки на ширину ружейного приклада. Слабым голосом он рявкнул:

– Ye-s-s-s, sir!

Я разрешил ему лежать по стойке вольно и ушел.

Верьте или нет, но с этого момента его потребность в дополнительном кислороде пошла резко вниз, и еще через три дня я выписал его домой всего на двух литрах кислорода. Психиатры отпустили его легко, после моей ударной психотерапии им там делать стало нечего.

Из-за вечной спешки мне не удалось выслушать рассказ о том, как когда-то он участвовал в совместных с израильтянами проектах по противоракетной обороне. Ну поди знай…

Никакого научного, или хотя бы рационального объяснения такому чудесному воскрешению мне придумать не удалось. Весьма стройная теория о произошедшей перерегуляции легочного кровообращения под воздействием неизвестно чего была придумана мною, рассказана Жене Пинелису и с позором им отвергнута. Если у кого есть идеи, срочно сообщите.

Искренне ваш,

Доктор Раскин, Великий и Ужасный

Книга странствий

Чикаго, 2003

Город Чикаго, штат Иллинойс. «Грузите меня в “роллс-ройс”, везите меня в Иллинойс» (А. Щербаков). Впрочем, можно и без «роллс-ройса».

Бульвар Голды Меир, угол Калифорнии-стрит. Слева направо: ирландский паб, пакистанский ресторан, магазин русской книги. Дальше следует большая вывеска «Лучшие мозги!», под которой скрывается, однако, не русский ресторан, а студия по изучению английского, математики и абакуса. На другой стороне, напротив, грузинский магазинчик, где Илья Рабинович продает квас, хинкали и маринованные джонджоли, и прямо за ним – непонятное заведение под вывеской «Итальянский экспресс. Спасибо Аллаху».

Это не Чикаго, а Вавилон какой-то. Осталось сесть на берегу реки и запеть…

Приехав в Чикаго, надо идти слушать джаз или блюз. Один раз я, правда, попал впросак и сжег свой драгоценный вечер в расположенном в фешенебельном центре города Доме блюза, где под невыразительные стейки происходит вялая реанимация номеров из джазовой аллеи почетного захоронения.

Но зато в остальные приезды я ходил уже туда, куда ходят чикагские аборигены – те из них, кто любит и понимает джаз. А ходят они в клуб «Грин Милл», куда хаживал в свое время сам Аль Капоне и где тщательно поддерживается плюшево-бронзовый декор тех легендарных времен, а также допускается только обжигающий, пульсирующий, концентрированный до стадии абсолютного спирта джаз в его всяческих современных ипостасях.

В район, где расположен «Грин Милл», во времена Аль Капоне можно было ходить только в сопровождении Филиппа Марлоу или по крайней мере с парой смит-вессонов в подплечных кобурах, но с тех пор народ измельчал, и теперь уже вполне безопасно запарковать машину в одном из ближайших переулков и пройти ножками пять-семь минут до хвоста очереди, клубящейся у входа в этот вертеп.

На воротах стоит белый мужик, который мог бы сыграть без всяких усилий гримера сподвижника Бармалея. Бритый череп, усы, вызывающие в памяти строку о том, как «Климу Ворошилову письмо я написал…». Черная кожаная жилетка на голое, заботливо оттатуированное тело, расписные джинсы, ниспадающие книзу с уровня двух дюймов ниже волосатого пупка, и многочисленные кольца в обоих ушах и на всех десяти пальцах.

Понятно, что внутри никаких свободных мест нет, но происходит некий почти незримый, но постоянный обмен материей (публикой) между недрами клуба и окружающей средой, и в результате рано или поздно вы все-таки попадаете внутрь, оставив двадцатку в зубах окольцованного цербера на входе. Вы минуете смешную, на два с половиной пальто, вешалку справа, протискиваетесь мимо облепленного в три ряда бара слева, и дальше уже вам следует проникнуть посредством диффузии сквозь сплоченные шеренги стоящих в проходах слушателей куда-нибудь поближе к сцене, где вы сможете (без всяких гарантий) вздохнуть время от времени полной грудью, а если повезет, вам может достаться сантиметров двадцать пять погонных плюшевого диванчика сбоку. Но никакая толчея не помешает бритоголовой официантке в черной кожаной мини добраться до вас, принять заказ на бокал горячительного и даже принести его вам в умопомрачительно короткое время.

Перейти на страницу:

Все книги серии О времена!

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное