Читаем Записки бродячего врача полностью

Общими усилиями эту проблему в конце концов решили, и на счет five, six, seven, eight (наконец на понятном языке) они заиграли. О, это был замечательный старинный нью-орлеанский джаз, с банджо и тубой, и очень скоро, к середине второй рюмки, мы унеслись из промозглого Латинского квартала на широкую гладь Миссисипи, под бесчисленные южные звезды: «I’m gonna lay down my heavy load down by the riverside, down by the riverside…»

И мягкое покачивание на ленивых шоколадных волнах привело меня в состояние полнейшего благорастворения духа – с отчетливым терпко-сладким привкусом зависти гражданина мира к людям, прожившим всю свою жизнь на одном и том же месте, в кругу самих себя, Армстронга и Парижа.

Музыкально-божественная фантазия в четырех каньонах

Каньон де Челли (Canyon De Chelly), Аризона

Господь Бог, создавая этот каньон, был явно в самом благостном расположении духа, вроде того, которое бывает после вкусного и сытного, но не чрезмерного обеда, когда и ближние свои, и мир в целом кажутся вполне славными и адекватными. Господь напевал что-то простое и мелодичное вроде «Степь да степь кругом…» или «Don’t worry, be happy», и каньон получился уютный и домашний.

Он змеится среди пустыни, повторяя извивы почти уже высохшей речушки. Вы идете по тропе по краю, и с высоты каких-то пары сотен метров с красных скал прекрасно видите дно каньона в буколических зеленых рощах и хижинах, желтый песок и речку. Безоблачное синее небо, и птицы поют. Благорастворение воздусей и мир в человеках.

Брайс-Каньон (Brice Canyon), Юта

Тут без лишнего бокала шампанского не обошлось. Ну нельзя на трезвую голову сотворить такое восхитительное изощренное великолепие. Господь Бог играл на клавесине Маленькую ночную серенаду, дьявол аккомпанировал ему на скрипке, и из звуков моцартовской музыки сгущались и становились на свои места розоватые, белые и полосатые башенки, зубчатые стены, шпили и канделябры. А сосны выросли позже.

Каньон Зайон (Zion Canyon), Юта

Господь Бог ехал по узкой извилистой дороге на стареньком «форде», слушал Хорошо темперированный клавир, и с обеих сторон дороги вырастали гладкие скалы в правильной, как шахматная доска, сетке трещин.

Потом на перекрестке он переключил станцию… «By the rivers of Babylon there we sat down, ye-eah we wept when we remembered Zion…» Слишком старозаветно, подумал Господь и нашел Дебюсси. И дальше уже изумрудные пруды, водопады, мутная стремительная речка и скалы, скалы в соснах и платанах были нагромождены в совершенно импрессионистском беспорядке.

Гранд-Каньон (Grand Canyon), Аризона

День восьмой начался омерзительно. В предыдущие дни свет был отделен от тьмы, создана Солнечная система и Земля была населена людьми и прочими рептилиями.

Но сегодня Господь вдруг понял, что все ни к черту не годится. Голова трещала ужасно, и в висок бился Бетховен со своей дурацкой патетикой.

Господь метнул молнию, и по поверхности земли прошла страшная глубокая расщелина на десятки километров, и уязвленным человекам не можно было увидеть ее дно с верхнего края… Господь уже собрался было швырнуть еще пару комет и разделать этот шарик, как бог черепаху, но тут пришел дьявол и уговорил оставить все как есть.

Национальные особенности вождения

Город Хеврон, Палестинская автономия, 1998

Автомобиль «Субару-Джасти», 1000 куб. см, ручная передача, без кондиционера.

Водитель – я сам, несколько моложе, в жеваной полевой форме, возвращаюсь уже в темноте с побывки на форпост погранстражи. Слева, между сиденьем и дверью, – полуавтоматическая винтовка М16 с примкнутым магазином, дулом вниз, к мотору, на сиденье справа – мобильник (хотя, если что-то на самом деле случится, не успею воспользоваться ни тем ни другим).

Правила уличного движения:

во-первых, не пристегиваться (говорят, когда в салон залетает бутылка Молотова, все предыдущие навыки по отстегиванию ремня безопасности куда-то пропадают);

во-вторых, не останавливаться на красный свет. Это понятно – в неподвижную мишень попасть легче… Впрочем, тут никто не останавливается все равно…

И если бы даже пару лет назад кто-нибудь мне сказал, что в груди будет разливаться теплое чувство радости при виде синего полицейского джипа, я бы первый не поверил.

Город Тель-Авив, государство Израиль

Автомобиль – слегка заржавленный «Пежо-306», до покупки нынешним хозяином на протяжении трех лет регулярно подвергавшийся изнасилованию с особой жестокостью шестью армейскими водителями по очереди.

Водители – отец восьми детей, пузатый инспектор кашрута в пейсах; или нежная девица иракского происхождения; или студент бухгалтерских курсов Миша Шнеерзон, никогда об автомобиле и не мечтавший у себя в Черновцах.

Перейти на страницу:

Все книги серии О времена!

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное