Осмотрела она больного и поставила диагноз: «Воспаление брюшины. Протянет не больше суток». Я побледнела, а она заметила это и говорит: «Ну, стоит ли так волноваться, милочка, из-за совершенно чужого вам человека, да еще подвергать себя такой смертельной опасности? Ведь если…» Я как закричу: «Замолчите и убирайтесь отсюда вон, или я вас вытолкаю в шею!» Она - за дверь и оттуда визжит: «Учтите, вы заставили меня прийти сюда силой!» - «Учту, замолчите», - пригрозила я ей и вернулась к раненому. Вижу, он еще жив и даже пришел в сознание. Взялась я лечить его сама. Отдираю, помню, бинты и чуть не плачу. А он, бедняжка, ничего, терпит!
И что же вы думаете - выжил! Немало, правда, пришлось с ним повозиться, а когда окреп, дальнейшие заботы о нем взяла на себя женшина, которая жила рядом с амбулаторией.
- Подымайсь! - разнеслась по острову команда, означавшая начало нового маневра по болоту. Партизаны засуетились. Поднялись и мы, сидевшие вокруг Финской и безмолвно слушавшие ее рассказ.
- Да-а, героический поступок совершили вы, Галина Васильевна, - промолвил Вершок.
- Да разве я о себе хотела вам рассказать? Я просто хотела поставить вам в пример того солдата и рассказала о нем к тому, чтобы вы научились терпеть, как он, и не ныть из-за какой-то там экземы. Ясно?
- Да мы разве ноем, мы ничего, - приободрился Вершок.
Мины и снаряды стали рваться где-то совсем рядом. Колонна ускорила движение и в наступающих сумерках затерялась среди болот.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Возвращение на Палик
Утром двадцатого июня восточная окраина Большого острова, на котором вновь очутилась наша бригада, вдруг огласилась лаем собак и выкриками эсэсовцев. Каратели перебрались на остров и, рассыпавшись по нему цепью, продвигались в нашем направлении. Медлить было нельзя. Мы тут же снялись с острова, быстрым маршем прошли с полкилометра по болоту и вышли на небольшой островок - Северный. Гитлеровцы не могли, конечно, не обнаружить наших свежих следов, но преследовать нас не стали, а, по-видимому, передали на берег донесение о направлении нашего отхода. В воздухе вскоре повис «костыль» - так партизаны называли самолеты-разведчики.
С берега загрохотали минометы и пушки. Сначала снаряды и мины рвались впереди нас, потом справа и слева.
- Пристреливается, стервец, - заметил Волошин. - Надо успеть выскочить из-под обстрела, пока снаряды не накрыли нас.
Лопатин стал следить по часам за короткими паузами между артиллерийскими залпами и, выбрав момент, скомандовал:
- Вперед!
Бригада быстрым броском проскочила метров сто по прямой, а затем круто повернула на запад.
Чтобы ввести в заблуждение противника, который мог пойти по нашим следам, мы до вечера петляли по болоту, останавливаясь лишь на короткое время, чтобы дать отдых усталым ногам, до того одеревеневшим к концу дня, что, казалось, еще шаг-два - и упадешь словно подкошенный прямо в болотную жижу.
Ночь мы провели на маленьком островке Павлове, расположенном в тылу карателей, засевших теперь на Большом острове.
На следующее утро наш наблюдатель заметил с дерева, что прямо на нас шагает по болоту около ста эсэсовцев. Времени на отход не оставалось, и мы вынуждены были вступить в бой.
Подпустив карателей на расстояние выстрела, наши партизаны открыли по ним дружный огонь. Особенно ценной оказалась в этом бою поддержка московских автоматчиков из отрядов Озмителя и Галушкина. Их огонь сразу же скосил первые ряды эсэсовцев, остальные в панике повернули обратно.
Нанеся врагу значительный урон, мы отогнали его обратно на Большой остров и, таким образом, получили возможность сманеврировать.
День и следующую ночь мы провели среди болот, рассредоточившись так, чтобы каждого из нас прикрывала от наблюдения вражеских воздушных разведчиков шапка болотной сосенки.
Ночью нас с трудом нашел связной Жуковича, шедший по нашим следам весь день. Он передал приказание бригаде выйти к острову Долгому, где концентрировались все отряды для прорыва блокады с боем. Не успел связной передать это приказание, как со стороны Долгого до нас донеслись пулеметные очереди, винтовочная стрельба, взрывы гранат.
- Пошли на прорыв, - сказал Лопатин. - Опоздали мы.
Партизаны заволновались.
- Не беспокойтесь, товарищи, - обратился к ним Лопатин. - Раз каратели пошли с проческой болота, значит, не сегодня-завтра они снимут блокаду.
И действительно, утром наши разведчики, высланные на берег, уже не обнаружили врага - карательная армия снялась, и наша бригада без единого выстрела вышла из Домжерицких болот.
Измученные, голодные, покрытые грязью, возвращались мы на свой Палик. После девятидневного блуждания по болотистым топям как-то не верилось, что под ногами снова твердая, сухая почва, и первое время мы по привычке поднимали высоко ноги, как это делали на болоте. Особенно трудно пришлось тем, у кого ноги были разъедены болотной экземой. В раны попадал песок, причиняя мучительную боль. Зина Савченко использовала на повязки все, что только можно, вплоть до нижних рубах партизан, и этим в известной мере облегчила участь босоногих.