Читаем Записки доктора (1926 – 1929) полностью

«Вот, кормилец, беда-то какая: в пенсии отказывают! Стажу, говорят, не хватает: всё хватало, а теперь, вишь, не хватает! А жить-то нужно… Ни попить, ни поесть – как есть ничего нету… Вот и живи как хошь! Стажу нет – так и помирать, значит! Справедливо это?!»

«Не знаю, чем отблагодарить-то вас?! Думаю, думаю – ничего не придумаю! Просто мучит меня это дело… Ничего не надо?! Да как же это? Помолиться, говорите, за вас?.. Да с превеликим моим удовольствием!.. А сколько поклончиков-то положить? Может быть, день и ночь молиться надо: трудненько будет! А ничего не поделаешь: если прикажете – так и буду молиться! Что другое, а уж мы этот порядочек знаем – не нонешний народ!»


Моя поездка в Ленинград 4.ХІ-8.ХІ 1926 года

После того как я пробыл несколько дней в обществе нашей молодёжи, мне захотелось всем им сказать: «Милые, друзья мои! Как мне хочется всех вас видеть счастливыми…» Но в том-то и горе, наше общее горе, что никто не знает: где моё счастье и в чём оно?! Кажется, как будто вот, вот… а подойдёшь поближе, вплотную: даже страшно и стыдно становится, как оно не похоже на то, чем казалось… В вашем возрасте высшее счастье на земле – любовь к человеку противоположного пола. В мечтах об этой любви, в стремлении как можно скорее достичь этой вершины личного счастья на земле – весь смысл дальнейшей жизни: душа, как музыка, все отдельные струны непрерывными волнами звуков несутся к одному центру, чтоб слиться в общую гармонию победного гимна божественной силы и красоты… И почти всегда взлёт на недосягаемые высоты сразу же кончается быстрым падением. Чем чище, красивее, чем могучее песня торжествующей любви, тем круче, гибельнее падение. Красота, любовь, счастье – это всё было только «видением», сном… А значит: «Боже мой! Как холодно, как неуютно в твоём мире…»

И мне кажется теперь, – и это особенно следует отметить, так как я сам в своей личной жизни больше «видел», чем «знал», – что настоящее счастье, для которого стоит жить, то, которое даёт возможность «тихо» жить, состоит прежде всего и главным образом в том, чтобы «не создавать себе кумира» на земле.

Нужно уметь жить относительно счастливо. А это то же, что вести безубыточное хуторское хозяйство: всем интересоваться, всем заниматься – не повезёт в одном, поправить можно другим, третьим.

Немножко скучновато, скажут даже «пошловато…». Но с «кумиром» непременно рискуешь оказаться у разбитого корыта… Я не против иного «кумира», не против того, что откуда-то издалёка вторгается в нашу душу и как бы прирастает к нашему сердцу… Но ведь это «святыня», которую нельзя «сотворить»! Её можно только принять и, если примешь, бережно хранить, как средство, как орудие для неустанного труда любви… То же слово, но какая разница от слова «любовь» в кавычках! Обладать этой святыней не всем доступно, но только «избранным» – ибо даётся только подвигом, мучительно трудным путем. И оно несёт в себе и великую радость… и великую скорбь… И это понятно, ибо без борьбы этих двух противоположностей очерствело бы и засохло сердце человеческое.

«Не моя воля, а твоя да будет» – в этом и смысл жизни, и её несказанная радость, и её покой… И в то же время все, кому: «Боже мой, как холодно в твоём мире», – самые любимые, самые милые и дорогие для иного мира, самые ценные и нужные для здешнего.

Чем больше таких, не познавших личного «счастья» людей, этих бездомных странников на земле, душевно одиноких – тем ближе к нам небо. Без этих случайных, редких гостей (оттого и холодно им, что они чужие, нездешние) бесконечно сиротливо было бы на земле. От них тепло и светло всем…

Когда мне бывает душно,
Вмиг сомненья отравленно-хмельногоВспоминаю молитвенно-белые,Как берёзки, чистые души.Слышен им весенний молебенВ ледяном, величавом безмолвии,
А под голос метели суровойГолубое им грезится небо.Эти души, как светлые пятна,Над болотами высятся жуткими…В их корнях расцвело незабудкамиСлово кроткого Бога распятого.

(стихотворение Коли Лебедева[53]).

Мне хотелось бы, чтобы дети мои и все их знакомые мне друзья и товарищи не очень стремились к личному «счастью», боролись бы и не сдавались бы без боя, когда это «счастье» влечёт и манит. Почти нет человека, которому такое счастье не казалось бы в известное время всем, для чего только и стоит жить!

И как легко достаётся оно почти всем, без борьбы, без думы! Как общий закон, как правило. А в действительной жизни поистине «счастливых» людей почти нет, если же и бывают, то как исключение из общего правила. До того удивительно это и странно, что стоит над этим подумать…

Перейти на страницу:

Все книги серии Эхо эпохи: дневники и мемуары

Записки доктора (1926 – 1929)
Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой. Впервые отрывки дневников были опубликованы Ю. М. Кублановским в журнале «Новый мир» в 2003 году и получили высокую оценку С. П. Залыгина и А. И. Солженицына. В настоящем издании записки доктора Ливанова впервые публикуются в полном объеме.

Константин Александрович Ливанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное