Записки довоенных времен. Без войны и «короны»…

Стругацким с кино не везло и до сих пор не везёт. Нет, снимать по ним пытались, и снимали. Иногда получались средние фильмы, иногда хорошие, иногда гениальные, только были это не Стругацкие. Вот бывает иногда так, что фильм улучшает произведение. Тут улучшать было нечего, кто бы ни снимал. Бывает так, что режиссёр точно улавливает настроение писателя и что книгу читаешь, что фильм или мультфильм смотришь, впечатление одинаково хорошее. Очень редко, но бывает. А тут… Были же мэтры среди режиссёров! Тарковский снимал по ним, Герман… Но ни черта это не Стругацкие, у которых даже самые грустные и мрачные из их книг всё равно дают такой заряд бодрости, желания жить и драться с какой угодно сволочью, что диву даёшься. То-то и оно, что ждёшь СТРУГАЦКИХ, а получаешь режиссёра и его настроение, видение мира и отношение к жизни. Его личный опыт, в конце концов. Что в полной мере относится и к Герману с Тарковским, и к Бондарчуку, и ко всем восьми (!) экранизациям произведений братьев-писателей.

В советские времена мешала цензура – Стругацких не то чтобы начальники не любили, их терпеть не могли, подозревая в каждой книге двойное, тройное и десятерное дно. Оно и было – это обычно называется смыслом. Объёмные они писали книги, а начальство любит, чтобы было плоско, в двух измерениях. По трём осям ему наблюдение за благонадёжностью вести тяжело, что-нибудь пропустить можно – по голове не погладят. Опять же, очень уж их книги на публику сильно воздействовали, популярными были. Их, с учётом вечного дефицита книг в магазинах, даже на машинках перепечатывали, что для советской фантастики было вещью немыслимой. Подозрительные были книги. Но в постсоветские-то годы, когда Стругацких издавали и издают какими угодно тиражами, что мешало? Герман гений, и Стругацкие его любили, и очень хотели, чтобы он свой фильм снимал – ещё в советские времена, и снял он его, хоть и чёрт знает через сколько лет, но смотреть его невозможно. Жить не хочется. Что до Бондарчука, его гением не назовёшь, но он старался. И тоже провал.

Актёры играли замечательные, как всегда у Германа бывает. Один Ярмольник в роли Руматы чего стоил! А смотреть невозможно. Просто Герман, со свойственным ему перфекционизмом, снял СРЕДНЕВЕКОВЬЕ. Настоящее, не такое, которое в фильмах и книгах, а реальное. Его физически чувствуешь. Вонючее, мерзкое, грязное, страшное, суеверное и жестокое. Там нет романтики – чистая физиология и, наверное, он именно это именно так хотел снять. Зачем, другой вопрос, но что хотел, то снял. Так что критикам его фильм, наверное, понравился, а про публику можно было с самого начала забыть. Особенно тех, кто на Стругацких вырос. Повторим, не его вина, имел право – великий режиссёр, и не пошла бы та публика куда подальше, вместе с автором этих строк. Но если б так снимали все, кинотеатры разорились, а телевизоры стояли дома только у кинокритиков. Наверное, он так под конец жизни ко всему вокруг происходящему относился. Что особенно жалко – ждали фильм столько лет, такое было настроение и предвкушение такого удовольствия, а вышла жуткая чернуха…

Это как с живописью. Идёшь на выставку Рафаэля или Тинторетто, а там Босх. Или попроще: для людей, не сведущих в высокой культуре. Собираешься пойти на цветущий луг, к чистой речке с прозрачной водой, или к озеру с кувшинками. Выходишь за калитку, а там хлев, навоз и свинья рожает. А то и ещё хуже – злобный хряк поросёночка жрёт. Тот визжит, отбивается, а его пережёвывают заживо, и на тебя недобро косятся, примериваясь, как бы тебя схарчить следующим номером… Какое настроение будет? Вот и тут такое же. Что до фильма Фёдора Бондарчука – его тоже ждали. Но тут, да простят меня поклонники его творчества, которые у него, наверное, есть, произошла совсем другая чуча. Он книгу, по которой снимал, любил. Невооружённым глазом видно. Бережно снимал, с уважением к авторам. А что получились не Стругацкие, а Бондарчук – опять не его вина. Каждый не только пишет, как он дышит, но и фильмы снимает. Прав был Булат Шалвович, хотя про кино он этого как раз не писал. Другое писал, но не это. Это было про литературу. Однако суть дела та же.