Записки довоенных времен. Без войны и «короны»…

С тех пор на всю жизнь спешить на вокзалах с выбором поезда закаялся. Пока маршрут не проработаешь… А с другой стороны, тоже приключение, да ещё и с хорошим концом. Довёз же в конце концов таксист до правильного места! Да и прикол с сугробами на маленьком полустанке вместо Бостона очень уж был хорош. Как представишь себе, сколько он радости тому кондуктору доставил… И главное, закончилось же всё благополучно! А чего ещё в этой жизни хотеть? Легче к ней относиться надо. От этого она только лучше становится.

* * *

В институт автор поступил в шестнадцать лет. Мама обеспечила. В четвёртом классе она озаботилась тем, что это время когда-нибудь настанет и в голову ей пришла идея: пройти программу за пятый, сдать её и сразу махнуть из четвёртого в шестой, чтобы лишний год в запасе был, на случай призыва в армию. А поскольку мама была в школе человеком известным – там только что старший брат отучился, проблем с разрешением не возникло. Опять же, с автором их у неё вообще возникнуть не могло. С фотографий того времени смотрит пухлый кудрявый ребёнок с лицом и осанкой очень толстого кролика. В голову не приходило спорить, если мама что-то велела. Да и читал много. Так что закупили учебники и понеслось. Кстати, и до сих пор не прекратилось. Так вся жизнь за книгами и прошла.

Учителя к процессу сдачи программы за пятый класс подошли с душой. Принимали по частям, разбив каждый свой предмет на два-три раза. И, надо сказать, сдавать им было достаточно легко. То ли их забавляла сама ситуация. То ли было интересно, что из всего этого выйдет – не так уж часто в школах желающие пройти класс экстерном были, но принимали не за страх, а за совесть. И, надо отдать им и себе тогдашнему должное, все предметы были сданы на пятёрки. А поскольку и все прочие оценки с первого класса были пятёрками, кроме физкультуры, от которой по здоровью был освобождён, в итоге без проблем перескочил из четвёртого в шестой, где оказался самым младшим, что чувствовалось, пока школу не закончил.

Когда в классе все старше на год, а второгодники и на два – это сказывается, и ещё как! Все выше и крепче тебя, некоторые на две головы. Такие были дылды… У ребят пошёл переходный возраст, а тебе до них, как до луны. И то, что им интересно, тебе просто рано. Курить и в голову не приходило, благо папа курил непрерывно, сигарету за сигаретой. Сначала крепкие: «Казбек» и «Беломор», и только после первого инфаркта перешёл на «Яву» и «Столичные». Причём меньше пачки в день не курил: начал в семь лет с махорки и организм без табака уже не мог. Девочки? Ну, в старших классах, эдак с восьмого, начал этим вопросом интересоваться, но чисто теоретически. Застенчив был чертовски. Опять же, целомудренное было воспитание в семье. Даже пуританское.

Нет, папа в юности был хулиганом, и ещё каким! Но мама, которую он искренне любил, была классической барышней из хорошей семьи. Он, впрочем, тоже был из такой семьи, по крайней мере по линии дедушки, погибшего в войну, но вырос по большей части на улице в довоенном Днепропетровске, юность его пришлась на войну и эвакуацию, так что с кем с кем, но с девушками у папы до женитьбы не было проблем. Их в послевоенное время вообще ни у кого не было, наоборот, такой был дефицит парней… Но к семидесятым годам времена изменились. Да и сам, в отличие от папы, был таким задохликом – болел до старших классов по полгода. Какие девочки?!

По девочкам в семье специалистом был старший брат, студент. Он был здоров, хорош собой и превосходно играл на пианино, так что на всех практиках тапёрствовал на танцплощадках, а в промежутке играл в СТЭМе и институтском ансамбле. Девушки вокруг него кружили косяком. Брат был влюбчив и порядочен, так что на каждой очередной пассии собирался жениться, притом что папу с его трезвым взглядом опытного человека эта идея приводила в бешенство. Нет, была бы хоть одна нормальная, так не проблема, но попадались одни шмары, а этого он допустить не мог. В итоге они с братом страшно ругались. Папа безуспешно пытался ему объяснить, что не на каждой попавшейся на пути девушке надо жениться, даже если провёл с ней ночь.

Брат скандалил, объявлял голодовку и намекал, что выбросится из окна. Папа хладнокровно предлагал сделать это. Мама металась между ними, заламывала руки и страдала. Хотя голодовки пресекала не без изящества, молча подсовывая под нос злобно зубрящему очередной учебник протестующему брату пару яблок на блюдечке. Тот на неё рычал. Мама безмолвно исчезала, но к вечеру яблоки сгрызались и тема голодовки оказывалась исчерпана. Родителей было в итоге страшно жалко, так что сам с девушками голову им не морочил. Один раз в институте влюбился по уши, был отвергнут, страдал, но их не заморачивал.