Записки Ё

Мы поднялись в барак осмотреть жилое помещение. Оно было на втором этаже. В комнате с койками стояла массивная печь-буржуйка в виде горизонтальной бочки с трубой через крышу.

От нее по бараку распространялось такое тепло, будто тебя ласково обнимали шерстяными мягкими рукавицами. Я разомлел. Над печкой сушились носки, одежда, кровати аккуратно заправлены. Ничего лишнего.

– Вот, – говорил Николай, – Натуральное тепло, где его теперь найдешь? Нету, а здесь пожалуйста!

– Хорошо тут, – заметил я. – А дневальный есть?

– Ну, у нас тут не как в армии прям. Тут они сами разбираются, кто у них старший, кто дневальный. Мы никого не назначаем. Люди же разные приходят. Бывают и одержимые бесом тоже.

Мы переглянулись.

– Да, – подтвердил Николай. – Жила тут одна женщина, потом с ножом стала на всех бросаться. Пришлось ее проводить отсюда.

– А бывает, кто уходит?

– Нет, таких еще не было, – ответил Борис. – А вот у нас картошка заканчивается, вот это тема, – перевел он разговор на другое. – Теплых вещей тоже дефицит!

– Да, – оживился Николай. – Вы там напишите, что, если кто пожертвует нам продукты какие-то простые или вещи теплые, то… – он задумался, какой бы оборот вставить. чтоб закрутить фразу поблагочестивее. – Господь… ну, в общем, – он замялся, и нам всем стало его жалко. – В общем… ну, Господь его не забудет, как-то так! – закруглил он и смущенно улыбнулся. И от этой улыбки вдруг всем присутствующим стало ясно, что это очень хороший человек.

Через часик подъехал сам Диодор. Невысокого роста, но и не маленький, с хриплым, словно осипшим с надрывом голосом, он говорил, глядя куда-то в пространство, будто над нашими головами было написано что-то таинственными огненными буквами, которые он и читал. Можно было задать самый интимный вопрос, типа: «а туалет у вас здесь где?», епископ посмотрит куда-то вдаль и тем же тоном, что до этого рассказывал о святых, пояснит дорогу к туалету. Голос его был всегда на одной интонации, хриплой и высокой, видимо, он сорвал его на амвоне или читая проповеди в военной части, так же разглядывая огненные буквы.

Я понял, что это человек-волна, человек-слово, а слово бе Бог. Там словно бы не было уже человеческого, а только лишь потустороннее, небесное. Но это впечатление оказалось обманчивым. Сидя за чаем в домике, он уже более нейтральным тоном поведал нам о перипетиях своей борьбы с местным музеем, где неподалеку у него была церковь. Музей был Тютчева, а церковь с приходом стояла на территории музея в ограде.

Дама, смотрительница музея, хорошо нам всем известная, была в некоторых неладах с епископом. Эстетствующее начало смотрительницы музея не совпадало с ортодоксией. Более того, за 50 лет служения музею, ей пришлось хлебнуть столько унижений и трудностей, включая мизерную зарплату, что страну эту она не очень любила. Обида в глубине души не позволяла ей считать русское национальное за свое. Отец Диодор, уже смущаясь и краснея, выдавливал из себя:

– Она любит этих!

– Кого? – не понимали мы.

– Ну, этих. Национальных антиподов. Она считает их за сверхчеловеков, дружбу с ними водит, а русские – это так, навоз для нее.

Мы сделали вид, что поняли, о ком идет речь.

– Сейчас новый директор пришел. Она сама на покое при усадьбе живет, – продолжал Диодор. – А этот-то пришел ко мне во время службы, попрыгал так на полу-то дощатом, о-о, говорит, пол-то совсем разваливается, я должен вас по технике безопасности закрыть! Церковь-то закрыть, представляете?! – Он отхлебнул чаю, и в глазах его я впервые заметил что-то человеческое. – Вот так и живем. Закроют церковь или нет – не знаю.

Обращался он к нам, потому что делегация наша имела некоторый общественный вес, хоть и состояла из двух православных писателей, одного бизнесмена и меня.

Поговорив еще немного, я задал вопрос о дневниках Гоши, которые не выходили у меня из головы.

– А можно ли мне на них посмотреть? – спросил я.

– О, не только можно, а нужно! Коля, неси сюда папку!

Некоторая возня возникла с тем, кто принесет папку, отправлен был Борис, и через пару минут она была на столе перед епископом.

Диодор погладил ее рукой и посмотрел на меня.

– Я – человек простой, – сказал он. – Но папка эта интересная. Я не все читал, да и, признаться, некогда, ну, и мудрено там бывает, ино и скабрезно. Вы уж сами посмотрите. Человек-то он был образованный, много книжек прочитал. Вот и пишет там о разном. Мне то это ни к чему, а вы поглядите, человек все-таки, царствие небесное! Все там будем пред Господом!

Мы все перекрестились. Епископ подвинул ко мне папку, и я перевернул ее к себе.

В обычном картонном деле было довольно много листов, некоторые уже пожелтели, видимо, печаталось это в разное время. Я представил себе, как он таскал с собой эту папку, видимо, не имея компьютера, не мог сохранить все это на флешку, или просто постоянно перечитывал текст. На папке было написано

Записки Ё…

– А почему Ё? – спросил я.

– А вот этого не могу сказать, – пожал плечами Диодор. – Может, Николай знает? Николай!

– Не знаю, батюшка, – отвечал помошник. – Борис, ты знаешь, почему Ё?