Записки Ё

Есть в голосе моём звучание металла.

Я в жизнь вошёл тяжёлым и прямым.

Не всё умрёт. Не всё войдёт в каталог.

Но только пусть под именем моим

Потомок различит в архивном хламе

Кусок горячей, верной нам земли,

Где мы прошли с обугленными ртами

И мужество, как знамя, пронесли.

Мы жгли костры и вспять пускали реки.

Нам не хватало неба и воды.

Упрямой жизни в каждом человеке

Железом обозначены следы —

Так в нас запали прошлого приметы.

А как любили мы – спросите жён!

Пройдут века, и вам солгут портреты,

Где нашей жизни ход изображён.

Мы были высоки, русоволосы.

Вы в книгах прочитаете, как миф,

О людях, что ушли, не долюбив,

Не докурив последней папиросы.

Когда б не бой, не вечные исканья

Крутых путей к последней высоте,

Мы б сохранились в бронзовых ваяньях,

В столбцах газет, в набросках на холсте.

Но время шло. Меняли реки русла.

И жили мы, не тратя лишних слов,

Чтоб к вам прийти лишь в пересказах устных

Да в серой прозе наших дневников.

Мы брали пламя голыми руками.

Грудь раскрывали ветру. Из ковша

Тянули воду полными глотками

И в женщину влюблялись не спеша.

И шли вперёд, и падали, и, еле

В обмотках грубых ноги волоча,

Мы видели, как женщины глядели

На нашего шального трубача.

А тот трубил, мир ни во что не ставя

(Ремень сползал с покатого плеча),

Он тоже дома женщину оставил,

Не оглянувшись даже сгоряча.

Был камень твёрд, уступы каменисты,

Почти со всех сторон окружены,

Глядели вверх – и небо было чисто,

Как светлый лоб оставленной жены.

Так я пишу. Пусть неточны слова,

И слог тяжёл, и выраженья грубы!

О нас прошла всесветная молва.

Нам жажда зноем выпрямила губы.

Мир, как окно, для воздуха распахнут

Он нами пройден, пройден до конца,

И хорошо, что руки наши пахнут

Угрюмой песней верного свинца.

И как бы ни давили память годы,

Нас не забудут потому вовек,

Что, всей планете делая погоду,

Мы в плоть одели слово «Человек»!

1940

Я не знаю, у какой заставы

Вдруг умолкну в завтрашнем бою,

Не коснувшись опоздавшей славы,

Для которой песни я пою.

Ширь России, дали Украины,

Умирая, вспомню… И опять —

Женщину, которую у тына

Так и не посмел поцеловать.

1940

Николай Майоров

Из рассказов деда о войне

А то еще помню, ползу по полю после сражения. Нога кровью истекает. «Сестра! Сестра!» – ору. Никого. Доползаю до леса. Смотрю: лейтенант санитарку у березы пристроил – и давай наяривать. Ну, я автомат вскинул – и порешил их безвременно. Вот такая история. И это правда, братцы. А сколько из-за них там людей кровью истекло на поле боя?

Заняли мы деревню. Тихо, немцы не знают. Подходим к избе – там немецкий штаб. Смотрим в окно – немцы над картой заседают. А в хате баба с дитем. Девочка маленькая выходит в дверь и смотрит на нас. Только побежала в хату – мама! мама! там русские дяди! Раз гранату в окно! другую! Никого в живых не осталось. Никого. А кто нас осудит? Война…

Попал я в госпиталь на линии фронта. Полноги оттяпали. Даже не госпиталь, а лазарет. Какой там госпиталь на линии фронта?! И вдруг – тревога, воздушная атака – юнкерсы!

Все засуетились, схватились, кто куда, санитары, бегут, раненые, кто как может, на костылях, на культях, ползком, но только в машину! Только спасаться, сирены, вой. Разрывы бомб. Что делать? Никто на меня внимания не обращает, кинули, суки! Спасайся, кто может!

Вынул ТТ, наставил на первого санитара – а ну, неси, сука, в машину, а не то моть твою в бога душа мать, спущу крючок, мне терять нечего! И смотрит в упор. Санитар схватил его, вынес, погрузил в машину, слав те, Господи, а то б не было деда уже в 42-м!

Наше мыло

Говорил тут кто-то по радио – у нас все фильмы про одних и тех же – бандиты, менты, коррумпированная власть, бизнес-мафиози, проститутки. Действительно, по крайней мере сериалы – недалеко от истины. А про что еще снимать? Первая любовь семинариста?

Дело в том, что все сценаристы – люди бедные, еще в недавние прошлые нищие, но теперь поденным трудом снискавшие себе прожиточный минимум и даже немного больше. А о чем думает бедный? Конечно, о богатстве. Отсюда все эти крутые бизнесмены, переговоры о трансферах, миллионы, яхт-клубы и дорогие любовницы. Этим они компенсируют ту жизнь, которой живут реально.

Особ пользуется популярность у продюсеров мыла – женщина-бизнесмен. «Она сама сделала свой успех», «у нее есть все кроме настоящей любви!» Тут уж наши мылописатели строчат во все лопатки. Причем этих фильмов никто не запоминает, однако они производятся, как колбаса – регулярно. Другой фарш – бесконечные частные сыщики и менты-следователи.

Вопрос дня: большой гурман

¹²