Но всѣ наши диспуты ни къ чему не вели; всякій цѣпко дергался своего мнѣнія, и пропасть зіяла попрежнему, поглощая постепенно наше спокойствіе и счастіе. Хандра-ли, съ которою я всталъ съ постели, или сѣрое, хмурое небо, угрюмо смотрѣвшее въ маленькія окошечки нашего жилья, навели меня на дурныя мысли, но я былъ въ этотъ день мраченъ, какъ гроза. Какъ вихрь ворвалась къ намъ теща. Лицо ея сіяло счастіемъ, глаза искрились радостью. Она широко улыбалась.
-- Поздравьте меня, дѣти!
Она любовно поцаловала дочь и бросилась-было ко мнѣ. Я отступилъ.
-- Ой, да какой ты сегодня нахмуренный, батюшка! Что случилось?
-- Мама, да говори-же скорѣе, съ чѣмъ тебя поздравить? перебила ее жена.
-- Наборъ, дочь моя, наборъ. Понимаешь-ли ты?
-- Какой наборъ? полюбопытствовалъ я.
-- Рекрутскій наборъ, рекрутскій!
-- Съ чѣмъ-же васъ поздравить прикажете?
-- Да съ наборомъ-же этимъ самымъ и поздравь.
Недоумѣвающими глазами посмотрѣлъ я на тещу.
-- Эхъ ты, простачокъ, какъ не понять такой простой вещи? А "Лондонъ"? А выручка? Понялъ?
-- А!!
-- Да. Впрочемъ, развѣ ты знаешь, что такое нашъ милый "Лондонъ"? Вотъ ты его увидишь въ полномъ блескѣ. Три года, шутка-ли, цѣлыхъ три года рекрутовъ не было у насъ. Вотъ что поправитъ мои обстоятельства, такъ поправитъ!
-- Да вѣдь рекруты -- бѣдный народъ!
-- Рекруты? Тьфу! Это голыши. Что съ нихъ возьмешь?
-- Отъ кого-же вы ждете поживы?
-- Наёмщики, охотники, вотъ вашъ народецъ!
Теща, обрадовавъ насъ счастливою вѣстью, убѣжала, вѣроятно, обрадовать еще кой-кого.
Во время обѣда, она была необыкновенно говорлива и весела. Ко мнѣ чуть-ли не ласкалась. Я не могъ понять этого внезапнаго прилива нѣжности.
-- А какъ тебя вчера расхваливали, Сруликъ, еслибы ты только зналъ.
-- Кто, и за что?
-- А вотъ. Я на тебя сержусь. Чужимъ доставляешь удовольствіе, а роднымъ нѣтъ.
-- Какое удовольствіе?
-- Ты у Б. часто на скрипкѣ играешь вмѣстѣ съ нимъ и другими, а у насъ -- никогда. Чужіе наслаждаются, а насъ какъ будто совсѣмъ презираешь.
-- Да изъ всей вашей семьи никто музыки особенно не любитъ.
-- Что ты, что ты! Я-то музыки не люблю? Да я готова не ѣсть, не спать, а только слушать.
-- Все это по случаю набора? замѣтилъ а насмѣшливо.
-- Еще-бы! Это великое счастье.
-- Не хочу... не хочу я этого счастья, робко вмѣшался тесть.-- Грѣхи только на душу берешь. Теща окинула его презрительнымъ взглядомъ.
-- Ты, пузырь, все о моей душѣ безпокоишься. Ты-бы лучше о моихъ башмакахъ позаботился. Вотъ какіе, посмотри, полюбуйся!
-- Ну, ну, ну. Полно, полно, Бейла. Не ругайся только. Буду молчать.
-- То-то. Ее вмѣшивайся куда не слѣдуетъ. А вотъ что, Сруликъ, я хочу тебѣ предложить: собери товарищей, да у насъ, въ "Лондонѣ", и играйте. Но вечерамъ никого не бываетъ, а если и зайдетъ кто -- въ другихъ комнатахъ примемъ. Тутъ вамъ будетъ-свободно и привольно, а я хоть издали слушать буду. Я просила уже и Б. и прочихъ. Всѣ обѣщались.
Въ городѣ Л. два, три молодыхъ еврея-аматёра профанировали искусство. Одинъ кое-какъ надувалъ флейту, другой царапалъ скрипку, а третій безсильно боролся съ корытообразною виолончелью, которая, подъ его неуклюжими пальцами, издавала самые неблагопристойные звуки. Всѣ они были самоучки.-- Этотъ-то оркестръ завербовала себѣ теща. Я не противоречилъ ея желанію, во первыхъ, потому, что мнѣ было безразлично, гдѣ ни упражняться, а вовторыхъ потому, что я въ матеріальномъ отношеніи былъ цѣликомъ зависимъ отъ моей тещи, и ссориться съ ней было бы черезчуръ накладно для моей себялюбивой натуры.