Записки еврея

 -- Какъ? робко замѣтилъ наниматель.-- Ты забылъ развѣ, что завтра всѣхъ рекрутъ отправляютъ въ губернію?

 -- А мнѣ что до этого за дѣло?

 -- Какъ? Ты шутишь?

 -- Дуракъ, неужели ты думаешь, что я на самомъ дѣлѣ пойду въ рекруты за твоего сына?

 Наниматель вздрогнулъ и поблѣднѣлъ, какъ стѣна. Охотникъ видимо наслаждался мученіями своего собесѣдника.

 Подобно мнѣ, за этой непріятной сценой слѣдилъ какой-то русскій зажиточный мѣщанинъ, поившій на прощанье своего охотника тутъ-же, въ "Лондонѣ". Онъ не выдержалъ.

 -- Ты, еврей, чего поблажки даешь твоему батраку? Ты его по людски -- за чуприну. Чего ерепенится? Денежки забралъ, а теперь на попятный дворъ! А вотъ я тебѣ помогу, коли самъ не умѣешь.

 Мѣщанинъ всталъ съ явною рѣшимостью помочь своему ближнему. Но еврей схватилъ мѣщанина за руку и началъ умолять.

 -- Спасибо, добрый человѣкъ. Ради Бога, не трогай его. Мы не можемъ такъ поступать, какъ вы, русскіе. Прошу тебя, если хочешь мнѣ сдѣлать добро,-- не трогай моего охотника.

 -- Самъ чортъ васъ тамъ разберетъ, процѣдилъ сквозь зубы мѣщанинъ, махнулъ рукою, плюнулъ и отошелъ прочь.

 Мое расположеніе духа шло какъ-то въ разрѣзъ съ расположеніемъ духа моей чувствительной тещи. На другой день по выходѣ изъ города рекрутъ, лицо тещи опять омрачилось, какъ въ до-рекрутскія времена, морщины торговой изобрѣтательности улеглись опять на ея лбу, опять послышались вздохи и сѣтованія на горькую судьбу, на негодность мужа, на дармоѣдство семьи, на пустынность "Лондона", впавшаго въ апатическое, сонливое состояніе. Я, напротивъ, видимо повеселѣлъ. Музыкантская роль передъ полудикими, пьяными слушателями, возложенная на меня тещей, такъ опротивѣла мнѣ, такъ унижала меня въ собственныхъ глазахъ, что избавиться отъ этой скверной роли я считалъ верхомъ блаженства.

 Наступила зима, съ ея вьюгами и снѣжными заносами. Я почти не выходилъ изъ дома, зарывшись въ свои книги, и былъ бы совершенно доволенъ и счастливъ, еслибы не частые зѣвки моей половины. Услышавъ зѣвокъ, я со вздохомъ бросалъ интересное чтеніе и принимался развлекать зѣвающую; но мои разсказы не развлекали ее, а раздражали. Очень часто вечеръ оканчивался ссорой или размолвкой.

 Однажды, когда я подсѣлъ въ женѣ, она обратилась ко мнѣ съ вопросомъ:

 -- У тебя сегодня никого не было?

 -- Кому бить у меня?

 -- Мало-ли кому?

 -- Да кому-же? Ты знаешь, что, благодаря вашей любезности, у насъ никто не бываетъ.

 -- А, объ Беллѣ, голубчикъ, скучаешь? Бѣдненькій, какъ я жалѣю тебя! уязвила жена.

 На другой день теща тоже спросила меня, не было-ли кого нибудь у меня, но кто могъ посѣтить меня -- ни за что объяснить не хотѣла, какъ я ее ни упрашивалъ. Въ полдень въ мою квартиру явился будочникъ. Появленіе въ моемъ мирномъ гнѣздѣ полицейской власти меня удивило и нѣсколько обезпокоило.

 -- Ты такой-то? грубо спросила меня полицейская власть. Я отвѣтилъ утвердительно.

 -- Его высокоблагородіе требуетъ тебя, сейчасъ, сію минуту.

 Волей-неволей я пошелъ за стражемъ. Проходя но двору, я увидѣлъ издали тещу.

 -- Теща! меня тащутъ къ городничему. Не знаете-ли, зачѣмъ это?

 -- Откуда мнѣ знать? отвѣтила она какъ-то игриво, захохотала и вбѣжала въ домъ.

 Чрезъ нѣсколько минутъ я уже переминался на ногахъ въ мрачной передней блюстителя закона. Я простоялъ добрый часъ пока меня потребовали въ залу.

 У круглаго стола, заткнувъ салфетку за галстухъ, городничій, пожилой, пріятной наружности, человѣкъ, аппетитно уписывалъ какое-то сочное блюдо, уткнувъ голову въ тарелку. Какіе-то два сухощавыхъ чиновника тоже усердно работали зубами. Я, какъ видно, пошлъ во время завтрака. Дамъ не было.

 Нѣсколько минутъ я простоялъ у дверей, какъ будто никѣмъ не замѣченный. Мой почтительный поклонъ ни у кого не вызвалъ взаимнаго привѣта. Я чувствовалъ себя въ крайне неловкомъ положеніи человѣка, призваннаго въ строгому слѣдователю невѣдомо для чего и вслѣдствіе какого дѣла.

 -- А! разсѣянно промычалъ городничій, какъ-то невзначай остановивъ на меня свой взоръ.-- Это ты зять лондонской кабатчицы?

 Я растерялся отъ этого нелестнаго титула и ничего не отвѣтилъ.

 -- Это онъ самъ и есть, ваше высокоблагородіе, отвѣтилъ за меня стражъ, представившій меня.

 -- А вотъ что, братецъ, обратился ко мнѣ ласково городничій.-- Желаю я, братецъ ты мой, задать вечеринку къ имянинамъ жены; вечеринку, знаешь, съ пласками. А такъ-какъ ты и еще нѣкоторые еврейчики наигрываете на какихъ-то скрипкахъ или цимбалахъ, то не согласитесь-ли вы услужить начальству и отколоть у меня вечеринку, а?

 Въ просьбѣ городничаго мнѣ послышался повелительный тонъ. Я вознамѣрился увернуться какъ нибудь.

 -- Помилуйте, ваше высокоблагородіе, куда намъ играть на барской вечеринкѣ?

 -- А что?

 -- Да мы играемъ подѣтски. Подъ нашу безтактную музыку врядъ-ли и танцовать можно.

 -- Это ничего. Тамъ какъ нибудь. Лишь-бы пищало, да свистѣло, да бурчало, а бабьё пусть само тактъ подбираетъ. Такъ, значитъ, рѣшено, играешь?

 Я замялся.

 -- Ну, братецъ, безъ церемоній. Не люблю я чванства.

 Униженный и взбѣшенный этимъ безапелляціоннымъ тономъ, я безъ поклона вышелъ изъ залы. Но голосъ городничаго меня остановилъ вторично.