Записки еврея

 -- То-то и горе, что самъ. Будь Рановъ, я и не тужилъ бы. Это -- душа-человѣкъ. А то нагрянетъ эта лошадиная морда и Богъ-знаетъ что натворитъ.

 Рановъ -- была фамилія управляющаго, сослуживца и протектора отца.

 Я принялся помогать отцу съ полнымъ усердіемъ. Владѣя русскимъ языкомъ, я грамотно и четко завелъ и подвелъ его откупныя книги. Избавившись отъ этой трудной формалистики, отецъ устроилъ все что нужно и въ подвалахъ. Кабаки были выбѣлены, коварныя, жестяныя мѣры заблестѣли новою полудою,-- словомъ, все одѣлось въ парадную форму. Отецъ хотя нѣсколько и успокоился, но душа его повременамъ все-таки уходила въ пятки.

 -- Все, кажется, въ отличномъ порядкѣ; арендная плата тоже готова... а все же... Богъ-вѣсть... какъ бы не случиться бѣдѣ, горевалъ отецъ.

 -- Ну, тебѣ вѣчно мерещатся бѣды, да несчастія, упрекала мать.-- Коли все въ порядкѣ, то чего-же бояться?

 -- Ты когда нибудь видѣла его? гнѣвно спросилъ отецъ.

 -- Кого?

 -- Его самого.

 -- Гдѣ могла я его видѣть?!...

 -- То-то. Молчи-же, да не разсуждай!

 Напрасно силилось мое воображеніе нарисовать лошадиную морду, и полный образъ самого. Я съ нетерпѣніемъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и со страхомъ, ожидалъ пріѣзда грознаго откупщика.

 Мы сидѣли за ужиномъ. На челѣ отца бродили тучи. Мать говорила мало, и то полушопотомъ; она, какъ видно, тоже перестала храбриться. Даже дѣти притихли и какъ-то вяло ѣли. Раздался вдали звонъ колокольчика, а на дворѣ -- топотъ скачущей въ галопъ лошади. Отецъ поблѣднѣлъ и вскочилъ на ноги.

 -- Это онъ! вскрикнулъ отецъ, и бросился къ двери. На встрѣчу ежу вбѣгалъ запыхавшійся нижній чинъ корчемной стражи, командированный отцомъ, еще днемъ, на встрѣчу откупному начальству.

 -- Ѣдетъ! торопливо доложилъ вѣстникъ, едва переводя духъ. Отецъ безъ шапки выбѣжалъ на улицу; мать засуетилась. Въ секунду она стащила недоконченный ужинъ со стола, вытолкала куда-то дѣтей и приготовилась принять властелина, стоя у дверей, раскрытыхъ настежъ.

 -- Славно жить откупщикамъ! позавидовалъ я въ душѣ, и выбѣжалъ на дворъ.

 Ухарски влетѣлъ въ растворенныя ворота тарантасъ. Ямщикъ мастерски осадилъ лошадей. Изъ тарантаса выпрыгнулъ человѣкъ еще молодой. Отецъ, не обращая вниманія на пріѣзжаго, бросился въ тарантасу и, повидимому, приготовился помочь вылѣзать еще кому-то.

 -- Здравствуйте, раби Зельманъ! весело привѣтствовалъ отца молодой пріѣзжій.-- Идите-же сюда. Кого вы тамъ ждете?

 -- А Гвиръ? нерѣшительно спросилъ отецъ.

 -- Ха, ха, ха! Гвиръ остался дома. Я одинъ.

 Отецъ въ моментъ переродился. Съ распростертыми объятіями онъ бросился къ пріѣзжему. Они обнялись. Прибѣжала и мать, радостно привѣтствуя пріѣзжаго, какъ стараго друга. Его фамильярно ввели въ домъ. Я вошелъ за ними. Хотя первый разъ въ жизни увидѣлъ я лицо этого пріѣзжаго, но сразу призналъ его за управляющаго Ранова, друга моего отца. О немъ мои родители такъ часто говорили, такъ часто восхваляли и его пріятную наружность, и его душевныя качества, что я по этимъ заглазнымъ панегирикамъ уже составилъ себѣ понятіе о немъ и о его лицѣ. Въ самомъ дѣлѣ, трудно было себѣ представить лицо болѣе симпатичное, доброе и умное, хотя далеко не красивое.

 -- Переполошились вы, небось, бѣдный раби Зельманъ, получивъ предписаніе о пріѣздѣ нашего Тугалова?! а?!... насмѣшливо замѣтилъ пріѣзжій, опускаясь на стулъ.

 -- Еще бы! Какъ не пугаться! Его бы не мѣшало прозвать не Тугаловымъ, а Пугаловымъ, скаламбурничалъ отецъ, развеселившійся уже окончательно.

 -- Потише говорите, предостерегъ серьёзно Рановъ отца, озираясь испуганно кругомъ.

 -- А что? обезпокоился отецъ.

 -- Онъ спитъ въ тарантасѣ, онъ пьянъ; но можетъ каждую минуту проснуться и услышать, тогда... Однакожъ, пойду посмотрю, не проснулся-ли онъ въ самомъ дѣлѣ.

 Рановъ торопливо всталъ и направился къ двери. Отецъ въ эту минуту напоминалъ собою несчастную жену Лота. Онъ, казалось, приросъ къ полу. Рановъ, посмотрѣвъ на обомлѣвшаго отца, не могъ продолжать своей роли и звонко разсмѣялся.

 -- Не пугайтесь, раби Зельманъ, я пошутилъ. Его нѣтъ.

 -- Можно-ли, раби Акива, такъ зло шутить? упрекнулъ отецъ, опять оживишійся.

 -- Какъ видите, раби Акива, мужъ мой не отличается особенною храбростью, подшутила мать, желая показаться бой-бабой.

 Пошли чай, ужинъ и различныя угощенія.

 -- Какими судьбами Богъ избавилъ меня отъ посѣщенія Тугалова? спросилъ отецъ Ранова.

 -- Вы же сами сказали: Богъ избавилъ, отвѣтилъ улыбающійся управляющій.

 -- Но какими путями?

 -- Вишневкою.

 -- Какъ, вишневкою?

 -- Очень просто. Нашъ откупщикъ, какъ вамъ извѣстно, часто нализывается. Для этого удовольствія онъ, по скаредности своей, всегда избираетъ тѣ наливки или настойки, которыя начинаютъ сильно киснуть и портиться. Въ подвалѣ стояла бочка вишневки, которая еще въ прошломъ году покрылась плесенью на два пальца. Этой-то прелестью онъ такъ нарѣзался, что его молоденькая жена-кухарка не на шутку собиралась овдовѣть. Онъ залегъ въ постель, и, надѣюсь, пролежитъ еще долго, на великую радость откупныхъ служителей, молящихъ милосерднаго Творца о его... скорѣйшей кончинѣ.

 Всѣ искренно захохотали.