Записки еврея

 -- Для чего-же послужитъ моя подпись?

 -- Видите. Купецъ, напримѣръ, какъ я, имѣетъ обыкновенно расчеты съ другими купцами, положимъ, хотя съ вами. Вы состоите мнѣ должнымъ по векселю. Я обращаюсь въ банкъ и говорю: я имѣю получить отъ такого-то купца такую-то сумму, къ такому-то сроку. Но нуждаясь, между тѣмъ, въ капиталѣ, требую, чтобы банкъ выплатилъ мнѣ между тѣмъ за моего должника, подъ закладъ того-же векселя и за извѣстные проценты, и ко времени истеченія срока того векселя, я обязываюсь уплатить, въ чемъ ручаюсь своею подписью или жирою.

 -- А если вы не уплатите въ банкъ?

 -- Вы меня обижаете: какъ можно, чтобы я не уплатилъ?

 -- Ну, а если?

 -- Тогда со мною поступятъ по всей строгости законовъ.

 -- А со мною?

 -- Какже они смѣютъ придираться въ чужому человѣку? Развѣ у насъ безсудная земля, что-ли?

 -- Позвольте мнѣ подумать.

 Я обратился за совѣтомъ въ Ранову.

 -- Сохрани тебя Богъ подписывать этому плуту векселя. Онъ на нихъ получитъ деньги изъ банка, не уплатитъ, обанкрутится, и тебя, раба божія, притянутъ въ отвѣтственности, какъ неисправнаго должника Клопа, а такъ-какъ платить у тебя нечѣмъ, то придется тебѣ и съ тюрьмою познакомиться.

 Я вздрогнулъ отъ этой прелестной перспективы.

 -- Развѣ ты имѣешь понятіе о томъ, что подобные мазурики, какъ Клопъ, будущій директоръ банка, творятъ? Я зналъ одного директора, который записывалъ въ гильдію первыхъ встрѣчныхъ евреевъ-нищихъ. Однихъ онъ превращалъ въ векселедателей, а другихъ -- въ векселепредъявителей, или жирантовъ. По векселямъ этихъ нищихъ онъ получалъ изъ банка громадныя деньги въ свой карманъ, а благородныхъ своихъ подставныхъ снабжалъ нѣсколькими сотнями и отправлялъ въ Іерусалимъ на вѣчное, безвыѣздное богомолье. Богомольцы были уже рады-радехеньки и тому, что ихъ костямъ не придется совершать неудобное путешествіе послѣ смерти {Евреи вѣрятъ, что кости каждаго еврея послѣ смерти, по очищеніи души отъ грѣховъ, должны перекочевать въ Іерусалимѣ какими-то подземными путями. Это называется "гилгнъ ацомесъ".}.

 Благодаря практичному другу Ранову, я проникъ весь гнусный замыслъ Клопа и твердо рѣшился не поддаваться ему. Придя домой, я запискою увѣдомилъ Клопа о томъ, что отказываюсь отъ предлагаемаго мнѣ первогильдейскаго почетнаго званія, и что если я ничѣмъ, кромѣ этого, не могу быть ему полезнымъ, то прекращаю и мою службу у него. Во избѣжаніе сцены, я скрылъ передъ женою всю эту исторію.

 На другой день, чуть свѣтъ прибѣжалъ ко мнѣ Клопъ. Онъ былъ разстроенъ, его воровскіе глазки искрились яростью.

 -- Такъ вотъ какъ вы изволите благодарить меня за хлѣбъ-соль, за дружбу и доброту; такъ вы значитъ меня надули, ограбили?

 Я сдержанно объяснилъ Клопу, что никогда его не надувалъ, что, напротивъ, онъ старается меня надуть и довести до несостоятельности, до тюрьмы, до погибели.

 -- Нѣтъ, крикнулъ онъ на меня.-- Вы плутъ, вы даже доносчикъ. Вы измѣнили мнѣ. Вы предали меня въ руки моему врагу. Вы ему разсказали всю исторію повѣрки смѣты... Онъ уже готовитъ новый доносъ на меня.

 -- Вы врете, не выдержалъ я.-- Я никогда не былъ ни подрядчикомъ, ни плутомъ, слѣдовательно не имѣлъ повода сдѣлаться казнокрадомъ и доносчикомъ.

 -- Я тебѣ покажу, кто я такой, пригрозилъ Клопъ.-- Вѣдь подложные итоги ты самъ подѣлалъ. Я вѣдь ничего не знаю... Пойдешь ты у меня въ Сибирь, эхидъ ты едакій!

 Прошипѣвъ эту страшную угрозу, Клопъ внѣ себя выбѣжалъ вонъ.

 Послѣ ухода Клопа, жена, какъ разъяренная тигрица, подскочила ко мнѣ съ сжатыми кулаками.

 -- Опять швырнулъ отъ себя кусокъ хлѣба! Опять напакостилъ, опять тебя выгоняютъ со службы! закричала она на меня.

 -- Умѣрь свой тонъ, жена; не раздражай. Я не могу служить у этого мерзавца-карманщика. Я еще слишкомъ молодъ для тюрьмы.

 -- Болванъ ты книжный, угостила меня моя голубица.-- Жить съ порядочными, добрыми, людьми не умѣешь. Бери же своихъ дѣтей, своихъ щенковъ и отправляйся съ ними по міру.

 Моя голова закружилась, сердце какъ будто остановилось въ груди, въ глазахъ запрыгали и вихремъ завертѣлись какія-то огненныя очки. Я протянулъ руки... къ счастью, накто и ничто не попало между нихъ.

 Я стремительно выскочилъ на улицу и, какъ угорѣвшій, жадно началъ вдыхать въ свои легкія живительную прохладу осенняго, яснаго утра.

 

VI. Кто виноватъ?

 Мое положеніе сдѣлалось опять жалкимъ, почти безвыходнымъ: жить было нечѣмъ, и частной службы не предвидѣлось. Одни откупщики, или, изрѣдка, подрядчикъ какой-нибудь нуждались въ грамотныхъ служащихъ, прочій же торгующій и спекулирующій еврейскій людъ искалъ людишекъ подешевле, позабитѣе, которые довольствовались бы заплѣсневѣлымъ сухаремъ и нищенскимъ рубищемъ, которые, въ добавокъ, умѣли бы, при случаѣ, въ пользу своихъ хозяевъ, обсчитать, обмѣрить и обвѣсить кого слѣдуетъ.

 Во что бы то ни стало, я долженъ былъ отправить мою семью къ родителямъ, въ деревню, чтобы пріобрѣсти временную свободу уѣхать куда-нибудь въ другое мѣсто для отысканія какой-нибудь частной службы. Но упорная жена моя на отрѣзъ отказалась тронуться съ мѣста.