Записки еврея

 Нерѣдко, случалось, что знакомые мужички, не сладивъ въ какомъ-нибудь дѣлѣ или разсчетѣ, выбирали меня почетнымъ менторомъ. Въ такихъ случаяхъ, мои рѣшенія исполнялись обѣими сторонами безпрекословно.

 Одного только мужички не могли простить ни мнѣ, ни попу, это-то, что мы гнушались ильновать.

 -- Что это за попъ и что это за шинкарь такой? Чарки отъ нихъ никогда не увидишь.

 Ильнованіе, въ Малороссіи и Новороссіи, заключается въ томъ, что шинкари, крамари, чины сельской полицейской власти и даже священники, въ воскресные или праздничные дни, отправляются на домъ къ деревенскимъ жителямъ съ запасомъ водки, которою угощаютъ всѣхъ членовъ семьи. Въ награду за подобное вниманіе, всякій выпившій обязанъ сдѣлать подарокъ щедрому гостю. Кто подаритъ мѣшечекъ пшенички, кто ржи, кто проса, кто курицу, кто яичко. Ильнующій, израсходовавъ боченокъ водки впродолженіи дня, возвращается къ вечеру съ полнонагруженной разнымъ добромъ телегою. Безсовѣстная эта эксплуатація обратилась въ такой незыблемый обычай, что неильнующіе считаются гордецами, людьми невнимательными.

 Торговля по лавкѣ пошла у меня тоже лучше прежняго. Я отправился на большую ярмарку и накупилъ свѣжаго товара изъ первыхъ рукъ, на значительную сумму, частью на наличныя деньги, а частью въ кредитъ. Мой "крамъ" прославился въ околодкѣ; наѣзжали изъ близкихъ и дальнихъ деревень чтобы отдать честь моей лавкѣ. При чемъ, очень часто обнаруживалась моя неопытность. При покупкѣ бумажныхъ матерій или платковъ, я руководствовался собственнымъ вкусомъ, выбиралъ цвѣта понѣжнѣе, на дѣлѣ же оказывалось, что я накупилъ негодное.

 -- Да что ты мнѣ суешь? возмутится бывало деревенская красавица или сельской парубокъ-левъ.-- Ты подай такое, что-бы изъ далека видно было.

 Что-бы сбыть негодный товаръ, я началъ разъѣзжать отъ времени до времени по ярмаркамъ, и, для экономіи, своеручно строилъ свой балаганъ. Нерѣдко случалось, что знакомые, знавшіе меня во время моей откупной службы, завидѣвъ меня въ деревенскомъ костюмѣ, съ заступомъ или топоромъ въ рукѣ, отворачивались отъ меня съ насмѣшкой, или притворялись не узнающими. Сначала, подобныя выходки меня огорчали, но въ скорости я привыкъ, и относился къ нимъ съ равнодушіемъ или презрѣніемъ.

 Евреи вообще относятся враждебно къ тѣмъ, которые осмѣливаются думать собственною головою, поступать по собственной волѣ, не соображаясь съ рутиною большинства. Всякое вольнодумство, религіозное ли, житейское ли, осуждается, преслѣдуется и наказывается. Въ одной изъ ярмарочныхъ моихъ экскурсій, я нечаянно подслушалъ нелестное сужденіе о моей особѣ.

 -- Ты видѣлъ тамъ, на площади, въ балаганѣ, бывшаго откупнаго франта? спросилъ одинъ еврей другаго, назвавъ меня по имени.

 -- Да. Онъ одѣтъ по мужицки, да и рожа-то у него сдѣлалась какая-то нееврейская совсѣмъ.

 -- Его выгнали со службы, онъ и пошолъ мужиковать.

 -- За что же выгнали?

 -- Сплутовалъ, квитанцію укралъ что-ли. Онъ было окреститься вздумалъ да въ мужики въ деревню записаться; хотѣлъ, да не приняли.

 -- Не приняли?

 -- "У насъ у самихъ безпутныхъ -- много" сказали ему. "Ты намъ честныхъ евреевъ подавай, а такихъ какъ ты не надо".

 Я ужился въ деревнѣ и чувствовалъ себя совершенно счастливымъ. Возвышенные идеалы улетучились, какъ ночныя видѣнія при восходѣ лучистаго, яркаго солнца. Даже неудовлетворенное молодое сердце, жаждавшее другой жизни, болѣе теплой, болѣе нѣжной, угомонилось при этой прозаической обстановкѣ, звѣнѣвшей мѣдными копейками, довольствовавшейся ржаной, отрубистой коркой хлѣба. Около двухъ лѣтъ прожилъ я спокойною жизнью, какой не испытывалъ уже никогда. Дѣла мои шли отлично. Я пріобрѣлъ довѣріе крупныхъ торговцевъ, мать не хотѣла брать слѣдовавшихъ ей дивидендовъ.

 -- Нѣтъ, уклонялась она всякій разъ, когда я предлагалъ ей часть пользы.-- Разширяй лучше свою торговлю на этотъ капиталъ. Все равно, на старости лѣтъ тебѣ же насъ кормить придется. Богатѣй же, пока везетъ.

 Мое счастіе было на самомъ зенитѣ, когда бѣдныхъ деревенскихъ евреевъ, и меня въ томъ числѣ, постигла неожиданная бѣда. Законъ внезапно воспретилъ евреямъ проживать въ деревняхъ и селахъ. На насъ набросилась цѣлая стая старшинъ, волостныхъ головъ и писарей, становыхъ, исправниковъ и окружныхъ начальниковъ. Насъ прижимали, выживали и изгоняли. Мы откупались на время, расплачивались своими карманами. Мы выжимали изъ себя послѣдніе соки, но не могли насытить свору гончихъ и ищеекъ, нападавшихъ на насъ ежедневно. Мы выбивались изъ силъ и раззорялись, чувствуя, что долго такимъ образомъ не продержишься, что затѣмъ тебѣ уже пардона не будетъ. Болѣе разсудительные ликвидировали немедленно свои дѣла и переселялись въ мѣста, гдѣ евреямъ жительство дозволяется. Я рѣшился послѣдовать этому примѣру. Но для ликвидаціи моихъ дѣлъ требовалось время; необходимо было предварительно взыскать долги, распродать товары и имущество и расчитаться съ кредиторами, посматривавшими уже на еврейскую деревенскую торговлю какъ на ненадежную, угрожающую рано или поздно неизбѣжнымъ банкрутствомъ.