Записки еврея

 Арендаторъ и арендаторша были на седьмомъ небѣ отъ счастія, и разсчитывали долго продержать у себя дорогихъ гостей. Но въ одинъ прекрасный день, вдругъ, ни съ того ни съ сего, цадикъ закапризничалъ и, несмотря на всѣ мольбы гостепріимныхъ хозяевъ, уѣхалъ въ какомъ-то мрачномъ настроеніи духа.

 Арендаторъ и арендаторша проводили по обыкновенію гостя. Возвратившись домой, они ужаснулись. Ребенокъ кричалъ изо всей мочи, метался во всѣ стороны какъ угорѣлый и не принималъ пищи. Что случилось съ ребенкомъ? не заболѣлъ ли онъ? Призвали и бабокъ, и знахарей, и фельдшера, а облегченія никакого. Погибаетъ ребенокъ да и только. Что дѣлать?

 -- Поѣзжай тотчасъ за цадикомъ, приказываетъ арендаторша мужу:-- и во что бы то ни стало, вороти его. Мы, вѣроятно, опять нагрѣшили и ребенокъ умретъ, если цадикъ не заступится за него.

 Летитъ несчастный отецъ стремглавъ въ догонку за цадикомъ, и настигаетъ его гдѣ-то. Настоятельно проситъ онъ его возвратиться, и помочь горю, но цадикъ неумолимъ.

 -- Что я, сторожъ вашихъ дѣтей, что ли? я свое обѣщаніе исполнилъ: жена родила здороваго ребенка. Если вы его погубили своими грѣхами, то пеняйте на самихъ себя.

 Въ концѣ-концовъ цадикъ, однакожь, уступаетъ обѣщаніямъ арендатора, и съ цѣлымъ кагаломъ отправляется къ паціенту. Ребенокъ, между тѣмъ, докричался уже до того, что совершенно потерялъ голосъ и выбился изъ силъ. Цадикъ осматриваетъ его тщательно.

 -- Въ этомъ злосчастномъ ребенкѣ засѣла клипа (нечистая сила). Убирайтесь всѣ отсюда, и оставьте меня одного съ больнымъ. Кто будетъ подсматривать, за жизнь того я не ручаюсь.

 Съ ужасомъ и закрывъ глаза всѣ выбѣгаютъ изъ комнаты. Въ теченіе нѣсколькихъ минутъ, раздается вдали страшный крикъ ребенка, какъ будто его рѣжутъ. Всѣ, особенно мать, въ ужасной тревогѣ; но заглянуть туда, откуда раздается крикъ, никто не смѣетъ. Наконецъ, все замолкло и черезъ минуту входитъ торжественно цадикъ, неся на рукахъ успокоеннаго ребенка.

 -- Бери его! обращается онъ къ оторопѣвшей матери.-- Онъ уже здоровъ. Накорми и уложи его спать. Въ первый разъ въ жизни, мнѣ пришлось бороться съ такимъ сильнымъ и упорнымъ бѣсомъ!

 Цадика осыпаютъ золотомъ. Онъ уѣзжаетъ творить чудеса дальше. Объ этомъ дивномъ, моментальномъ леченіи разлетаются слухи съ электрической быстротою. Тупоумный народъ считаетъ этого святаго чуть ли не самимъ Мессіею. Но ларчикъ просто открылся. Чрезъ нѣсколько лѣтъ, цадикъ этотъ имѣлъ неосторожность выгнать одного слишкомъ уже раскутившагося габе. Изъ мести, уволенный разсказалъ о всѣхъ шарлатанскихъ выходкахъ прежняго своего патрона, а въ томъ числѣ и объ описанномъ выше чудномъ леченіи. А именно: когда цадикъ съ своей свитой распрощались съ хозяевами и вышли садиться въ буду, то въ домѣ остался только спящій ребенокъ. Пользуясь этимъ случаемъ, одинъ изъ габоимъ подкрался къ ребенку, и всунулъ ему острое, ячменное зерно въ то мѣсто тѣла, для обозначенія котораго потребовалось бы нѣкое латинское слово.

 Цадики и ихъ безчеловѣчныя дѣянія внушаютъ мнѣ такое непреодолимое озгерзеніе, что желательно было бы заразъ высказать о нихъ все, что ихъ характеризуетъ, и далѣе уже не касаться этого гнуснаго предмета. Съ этой цѣлью, я позволю себѣ разсказать еще одинъ случай, который покажетъ моимъ читателямъ, до чего понятіе еврейской массы о природѣ и ея законахъ извращено, благодаря чудеснымъ явленіямъ, въ родѣ описаннаго выше.

 Въ предшествующее царствованіе, послѣдовалъ доносъ на Рыженскаго цадика {Цадикъ этотъ былъ одинъ изъ самыхъ элегантныхъ между своей братіи. Онъ жилъ какъ вельможа, одѣвался щегольски, выѣзжалъ роскошно и вообще принадлежалъ къ числу отъявленныхъ бонвивановъ и сибаритовъ духовнаго цеха. Эта декорація, изящная наружность и гибкій житейскій тактъ привлекали къ нему единовѣрцевъ тысячами. Въ него вѣрили, какъ въ оракула.}. Его обвинили въ шарлатанствѣ, въ эксплуатаціи еврейскаго люда. Цадика заключили въ крѣпость. Рыженскій раввинъ былъ очень богатъ. За него стояли горой всѣ польскіе евреи. Для него дѣлались складчины баснословныхъ размѣровъ. По слѣдствію, доносъ, конечно, оказался ложнымъ... Его оправдали и освободили.

 Освобожденіе этого мученика-еврея наполнило восторгомъ всѣ сердца израильскаго стада. Цѣлый длинный рядъ дней извѣстный классъ евреевъ праздновалъ, пьянствовалъ, распѣвалъ самыя дикія пѣсни, и плясалъ по улицамъ. Одинъ изъ моихъ знакомыхъ, проѣзжавшій въ ту пору чрезъ одно польское мѣстечко, случайно наткнулся на гурьбу неистовствующихъ польскихъ хасидимовъ. Ему ничего неизвѣстно было объ этомъ великомъ событіи, а потому удивившись подобному восторгу въ необычное время, онъ обратился къ толпѣ съ разспросами.

 -- Что вы, господа, такъ раскутились? сегодня вѣдь не праздникъ. Не свадьбу ли празднуете?

 -- Вы, кто -- еврей, или татаринъ?

 -- Ни то, ни другое. Я нѣмецъ.

 -- Развѣ нѣмецъ! А то, навѣрное, знали бы о томъ, что случилось съ нашимъ великимъ Рыженскимъ раввиномъ.

 -- Что же съ нимъ случилось?