-- Чѣмъ я виноватъ? Ты не захотѣла укоротить рукавовъ. Собака напала на меня, длинный рукавъ помѣшалъ обороняться, она -- схватила рукавъ и оборвала,
-- Дуралей! меня благодари: еслибы не длинный рукавъ, собака непремѣнно схватила бы твою руку.
Я не разъ разсказывалъ своему пріятелю, Кондрату Борисовичу о моихъ встрѣчахъ съ ученымъ шутомъ, подбивая его познакомиться съ нимъ, но онъ счелъ для себя унизительнымъ знаться съ подобной сволочью, какъ онъ выразился. Но когда я ему передалъ исторію о мертвецѣ, эта оригинальная выходка до того ему понравилась, что ему самому захотѣлось посмотрѣть на батхена.
-- Сегодня я непремѣнно пойду съ тобою. Увидимъ, что это за шутъ гороховый. Если насмѣшитъ меня, пожалуй, подарю ему что-нибудь. Куда ни шло.
Я внутренно подсмѣивался надъ чванливою заносчивостью моего откупнаго пріятеля и надъ тѣмъ унизительнымъ пренебреженіемъ, съ которымъ онъ относился заглазно къ человѣку, несравненно выше его по уму и учености, но счелъ за лучшее смолчать.
Приближаясь къ лѣсу, мы издали замѣтили уже Сруля, сидящаго на травѣ, и Хайкела лежащаго подъ деревомъ въ своей любимой позѣ, лицомъ внизъ.
-- Это онъ? спросилъ меня Кондратъ, указывая издали тросточкой на Хайкела, и скорчивъ презрительную рожу.-- Фу! какой же онъ грязный и обшарпанный, вашъ Соломонъ мудрый!
-- Можешь возвратиться, если тебѣ ненравится, отвѣтилъ я ему съ досадой, которую я сдержать не могъ. Я оставилъ Кондрата, побѣжалъ впередъ и со всего размаха навалился на шута.
-- Тише, бѣсёнокъ. Горбъ раздавишь. Вся талмудейская мудрость разомъ хлынетъ оттуда и ты же захлебнешься.
-- Подними-ка голову, да посмотри кто сюда идетъ.
-- Лѣнь. Самъ скажи кто?
Я ему назвалъ откупнаго франта.
-- А!!! протянулъ онъ, раскрывъ свою пасть, какъ удавъ, собирающійся проглотить кролика, Онъ вскочилъ на ноги, стадъ въ какую-то смѣшную позу, опустилъ свою уродливую голову на передній горбъ, и скорчилъ свое лицо въ какую-то смиренную. несчастную гримасу.
Кондратъ величественно подошелъ. Окинувъ нищаго горбуна насмѣшливымъ взглядомъ, онъ не удостоилъ его даже поклона, и нерѣшительно началъ опускаться на траву.
-- Ваше высокоблагородіе, обратился къ нему Хайкелъ униженно и плачевно: -- будьте осторожны, можете какъ-нибудь испачкать свое божественное платье и простудиться можете, боже сохрани! А вотъ, я подстелю вамъ свой кафтанъ. Съ этими словами онъ наскоро сорвалъ съ себя свой кафтанъ и заботливо разостлалъ его на травѣ.
Сруль удивленно смотрѣлъ на унижающагося философа. Я зналъ, что онъ насмѣхается надъ франтомъ, и былъ очень радъ тому.
-- Хайкелъ, зачѣмъ ты называешь его благородіемъ? онъ же вашъ братъ, еврей.
-- Врешь, крыса, баринъ этотъ не похожъ на еврея, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
-- Нѣтъ, я, еврей, подтвердилъ Кондратъ на еврейскомъ жаргонѣ, очень довольный, повидимому, тѣмъ, что даже еврей не принимаетъ его за еврея.
-- Такъ ты еврей? давай же кафтанъ назадъ. Онъ грубо вытащилъ изъ-подъ франта кафтанъ, постлалъ самому себѣ и разлегся какъ у себя дома.
-- Сруликъ! ты гдѣ выкопалъ этого павлина? спросилъ онъ меня сердито.
-- Я вижу, что ты на самомъ дѣлѣ -- шутъ, отнесся къ нему Кондратъ, желая его кольнуть.-- Вмѣсто грубостей, ты бы лучше гримасу какую-нибудь намъ состроилъ.
Хайкелъ не заставилъ себя просить. Онъ сѣлъ, приставилъ руку къ носу такъ, что его лицо раздѣлилось на двѣ части, и онъ обратился къ франту. Мы всѣ залились отъ смѣха: одна половина лица шута хохотала, а другая половина плакала.
-- Браво! одобрилъ франтъ и захлопалъ въ ладоши.
-- А знаешь ты, павлинушка, это значитъ? спросилъ его Хайкелъ угрюмо.
-- Нѣтъ, не знаю.
-- Это значитъ, что одна половина моего
-- Не понимаю.
-- Постой, объясню: меня оплакиваетъ потому, что человѣкъ принялъ образъ скота, а тебя осмѣиваетъ потому, что скотина приняла образъ человѣка.
-- Какъ ты смѣешь? вспылилъ Кондратъ, замахнувшись тросточкой. Горбунъ, не обращая на него вниманія, лѣниво обвелъ вокругъ себя глазами, и замѣтивъ вблизи молодой отростокъ, вяло протянулъ руку и мигомъ вырвалъ его.
-- На, братъ, обратился онъ къ франту, подавая ему отростокъ.-- Твоимъ прутикомъ ты только щекотать меня будешь. Я люблю чувствовать, даже тогда, когда меня бьютъ.
-- Вотъ чудакъ! улыбнулся франтъ:-- не будемъ ссориться.
-- Гм! я не желаю этого: я хочу только свободно говорить и другимъ не запрещаю. Брани меня, только порядкомъ объясни, за что.
-- А ты же за что меня бранишь?
-- Хорошо. Ты вѣруешь въ Бога?
-- Вотъ вопросъ! Конечно.
-- Въ ветхій завѣтъ вѣруешь?
-- Вѣрую.
-- По ветхому завѣту можно брить бороду?
-- Нѣтъ.
-- Зачѣмъ же ты брѣешь?
-- Такъ красивѣе.
-- То-есть, удобнѣе для тебя?
-- Да.
-- Значить, хоть брить бороду и нельзя, но ты все-таки брѣешь, потому что тебѣ это пріятно? А то, что тебя будутъ пороть на томъ свѣтѣ, этого ты не боишься, потому что это когда-то еще будетъ? Да?
-- Разумѣется.
-- Ну, значитъ ты -- дрянь, ты опасная дрянь.
-- Почему?