Записки феминиста. О женщинах и не только, с любовью и улыбкой

С машиной дело пошло быстрей. На пару с экскаваторщиком они успевали выкопать по двадцать две ямы за каждые выходные. Участок стал похож на швейцарский сыр. Но водопровод так просто сдаваться не собирался.

И вот, в один из субботних вечеров хозяин вернулся домой, обнял жену и дочерей и сказал: «Девчонки, я знаю, что вы хотели большой хороший дом. Но если я не найду завтра воду, я продам этот участок к чертовой матери!»

Девчонки испуганно кивнули и налили отцу борща.

На следующее утро в районе города Ракова раздался победный клич, которого не слыхали со времен изгнания хана Койдана с литовских земель.

Экскаваторщик не только нащупал трубу, но умудрился не порвать ее. Заботливо протер ковшом от налипшей глины и презентовал хозяину. Очевидцы говорят, что в ту ночь на небе зажглась еще одна звезда.

Рисунок на песке

Если хочешь ощутить свое место в этом мире – езжай к морю.

А еще лучше – к океану.

Там, вдыхая соленую его свежесть, слушая ласковый, но настойчивый рокот прибоя, вглядываясь в бесконечность горизонта, ты поймешь, как ты, в сущности, мал по сравнению с этим могучим величием.

Возьми в руку горсть песка. Это несокрушимые горы, крутые утесы и неподъемные валуны просыпаются сквозь пальцы. Их твердыню одолели всего две вещи – вода и время.

Время.

На суше оно так скоротечно! Одни создания сменяют другие, одни растения вымирают, другие засевают почву, цари и царства расцветают и растворяются в короткой нашей памяти, а длинные волны океана все так же мерно накатывают на берег, одна за другой, беспристрастно отсчитывая тысячелетия.

Океан настолько велик, что это сложно представить. Сколько угодно можно твердить как мантру цифры: площадь, глубины, температуры… Проливы, моря, течения… От этого становится спокойнее.

Словно обозначив эти величины словами, ты одолел их бесконечность.

Конечно, это иллюзия.

Перед океаном ты смешон и бессилен со своими крохотными страстями, мечтами и бедами.

Ты канешь в шепот волн точно так же, как зыбкий рисунок на песке. Как ушли в забвение замки и крепости, корабли и лодки, как миллионы судеб, что пропали до тебя, и миллионы, что пропадут после…

И все же.

И все же.

Это не значит, что ты бесполезен. Что твои дела эфемерны, а мечты не заслуживают внимания Вселенной. То, что ты сделаешь хорошо, от чистого сердца, от чувства полета, от души, с любовью, обязательно поможет кому-то.

Кто-то улыбнется, и у него получится хороший день.

Кто-то всплакнет и станет чуточку добрее.

Кто-то обнимет свою женщину, и в мире станет на одну ночь больше нежности.

Делай добро и бросай его в воду. Соленую, холодную, но такую живую.

И тогда промелькнувший на песке всего на миг аляповатый рисунок, что мягко слижет ленивой волной, останется частью Великого и Необъятного.

Простой рисунок – твое сердце.

Кто знает, как мокра вода, как страшен голод лютый…

Я родился в СССР. Само по себе это странно, поскольку в этой стране секса, как известно, не было. Тем не менее я появился на свет именно там, и, как говорил классик, отмахнуться от этого факта невозможно.

Мы жили в общежитии, где имели роскошную комнату в 12 квадратных метров, один квадратный метр общей кухни и большое число интересных соседей. Но дать дельный совет по взращиванию молодняка все равно было некому.

В умной книжке, которую купили мои родители, было написано, что малышей с пеленок нужно приучать к режиму дня и армейской дисциплине, поэтому ночью их кормить нельзя. А то вырастет не винтик тоталитарной машины, а свободолюбивый, мыслящий, позитивный и ответственный член общества.

Поэтому по ночам мне давали пустую воду. А я орал и не давал всем спать. Потому что вода – это не еда ни разу. А я есть хотел.

Кто хоть раз в жизни испытал голод, никогда не станет играть с едой (как делают иногда современные дети).

От розового младенчества навсегда в подкорку записано, что пищи может и не быть, как ни проси. Поэтому я искренне и вдохновенно люблю еду за сам факт ее наличия.

Мой дед голодал в детстве и потом долго еще сдабривал пятью ложками сахара даже кислые щи, а в чай добавлял масло.

А тесть, которому тоже пришлось несладко в послевоенной деревне, до сих пор жутко боится голода. От этого мы обжираемся все лето мясом, шашлыками, борщами, пловом и прочими закусками в перерывах между основными приемами пищи. В холодильник трудно впихнуть бутылку пива, на столе лежат четыре буханки хлеба, а в подвале стоит дополнительный морозильник.

Это я к тому, что зависимых от еды вычислить очень просто. Стоит мне не поесть два-три часа, настроение портится к черту. Я становлюсь раздражителен и криклив. Совсем как в далеком детстве.